— Я просто хочу, чтобы ты кое-что понял, Дэвид, — говорил ему отец. — Я люблю тебя, и так будет всегда, независимо от того, с кем еще мы разделим нашу жизнь. Твою маму я тоже любил и всегда буду ее любить, но Роза так помогала мне в последнее время. Она хороший человек, Дэвид. Она любит тебя. Постарайся дать ей шанс, ладно?
Дэвид не отозвался. Он с трудом перевел дыхание. Ему всегда хотелось брата или сестру, но не так. Он хотел, чтобы малыш родился у мамы с папой. По-другому было неправильно. Это будет ненастоящий брат или сестра. Потому что он или она родится от Розы. А это совсем другое.
Отец положил руку ему на плечо.
— Ну, ты хочешь что-нибудь сказать? — спросил он.
— Я хочу пойти домой, — сказал Дэвид.
Отец задержал руку на пару секунд, а потом убрал ее. Он как-то обмяк, будто кто-то выпустил из него немного воздуха.
— Хорошо, — печально кивнул он. — Тогда идем домой.
Через шесть месяцев Роза подарила жизнь маленькому мальчику, и Дэвид с отцом уехали из дома, где Дэвид вырос, чтобы поселиться вместе с Розой и Джорджи, его единокровным братом. Роза жила в роскошном большом старом доме на северо-западе Лондона. В доме было три этажа, большой сад впереди и позади него, а вокруг лес. Отец сказал, что несколько поколений семьи Розы жили в этом доме, и он был по меньшей мере в три раза больше, чем их собственный. Сначала Дэвид не хотел переезжать, но отец мягко объяснил ему, почему так будет лучше. Дом был ближе к его новому месту работы, а из-за войны ему приходится проводить там все больше времени. Если они будут жить ближе, отец чаще сможет видеть Дэвида и даже иногда приезжать на обед. Еще отец сказал, что в центре становится все опаснее, а за городом будет чуть поспокойнее. Немецкие налеты продолжаются, говорил отец, и хотя он уверен, что в конце концов Гитлера побьют, улучшение наступит не скоро.
Дэвид не мог сказать точно, чем отец зарабатывает на жизнь. Он знал, что папа хорошо разбирается в математике и до недавнего времени преподавал в большом университете. Потом он ушел из университета, чтобы работать на правительство в старом загородном доме. Рядом были армейские казармы, солдаты охраняли ворота этого дома и патрулировали окружавший его парк. Когда Дэвид спрашивал отца о работе, тот просто отвечал, что проверяет расчеты для правительства. Но в день их окончательного переезда в дом Розы отец как будто почувствовал, что Дэвид заслуживает большего.
— Я знаю, ты любишь истории и книжки, — сказал отец, когда они вслед за мебельным фургоном выехали из города. — Мне кажется, ты задаешь себе вопрос, почему я не люблю их так же сильно, как ты. Что ж, в некотором смысле я люблю истории, и это часть моей работы. Ты замечал, что порой на первый взгляд кажется, будто история говорит об одном, а на самом деле выходит совершенно другое? Что в них есть скрытый смысл, который нужно найти?
— Как в Библии? — спросил Дэвид.
По воскресеньям священник часто объяснял только что прочитанные вслух библейские истории. Дэвид не всегда слушал его, потому что священник был очень скучный, но удивительно то, что удавалось разглядеть в историях, казавшихся Дэвиду совсем простыми. Создавалось впечатление, что священник специально усложняет их — возможно, просто для того, чтобы было о чем подольше говорить. Дэвида церковь не слишком волновала. Он все еще злился на Бога за то, что случилось с мамой, и за то, что в их жизнь вошли Роза и Джорджи.
— Но некоторые истории не предназначены для того, чтобы их понимал каждый, — продолжал отец. — Они предназначены для очень немногих, поэтому их смысл тщательно зашифрован. Для этого используют слова или числа, а иногда и то и другое, но цель остается неизменной. Она заключается в том, чтобы никто посторонний не смог ничего понять. Если не знаешь шифра, история выглядит полной бессмыслицей. Так немцы, отправляя сообщения, используют шифры. И мы тоже. Есть очень сложные шифры, а есть совсем простые, и часто именно они оказываются самыми сложными. Я пытаюсь разгадать скрытый смысл историй, написанных теми, кто не хотел, чтобы я их понял.
Отец повернулся к Дэвиду и положил руку ему на плечо.
— Я доверился тебе, — сказал он. — Ты никогда и никому не должен рассказывать, чем я занимаюсь. — Он приложил палец к губам. — Совершенно секретно, старина.
— Совершенно секретно, — повторил его жест Дэвид.
И они поехали дальше.
В новом доме спальня Дэвида оказалась на самой верхотуре, в маленькой комнате с низким потолком. Роза выбрала ее для него, потому что там было полно книг и книжных полок. Книги Дэвида заняли место рядом с другими, старыми и непонятными. Он старался наилучшим образом расставить свои книги и в конце концов расположил их по цветам и размерам, потому что так они лучше смотрелись. В результате они перемешались с теми, что были здесь раньше, так что том сказок втиснулся между историей коммунизма и исследованием последних сражений Первой мировой войны. Дэвид попробовал немного почитать про коммунизм, так как не вполне понимал, что это такое (кроме того, что его отец считал коммунизм чем-то очень плохим). Он осилил страницы три и потерял интерес: чуть не уснул от этих разговоров о «праве собственности рабочих на средства производства» и «хищничестве капиталистов». История Первой мировой войны была немного лучше, хотя бы из-за множества рисунков со старыми танками, вырезанных из иллюстрированных журналов и вложенных между страницами. Еще там были скучный учебник французской лексики и книга о Римской империи с очень интересными картинками — художник с явным удовольствием изображал, какие ужасы римляне творили с другими народами, а те отвечали им тем же.
Книга греческих мифов, принадлежавшая Дэвиду, оказалась точно того же размера и цвета, что стоящие рядом сборники стихотворений, поэтому он то и дело вытягивал вместо мифов стихи. Некоторые стихотворения оказались не так уж плохи. Одно было о каком-то человеке вроде рыцаря (правда, в стихотворении он назывался Чайльдом[2]), о его поисках темной башни и о том, какие тайны башня скрывает. Хотя Дэвиду показалось, что стихотворение неправильно кончается. Рыцарь добрался до башни — и это все? Дэвиду хотелось узнать, что там, в той башне, и что будет с рыцарем, до нее добравшимся, но поэт явно не считал это важным. Тогда Дэвид задумался о людях, которые пишут стихи. Ему казалось, что стихотворение становится по-настоящему интересным, только когда рыцарь доходит до башни, но как раз на этом месте поэт решил отвлечься и написать что-то еще. Возможно, он собирался продолжить позже, а потом забыл или не смог придумать достаточно впечатляющее чудовище. Дэвид представил себе поэта, окруженного клочками бумаги с кучей зачеркнутых и перечеркнутых существ.
