Твой вечный друг в Таламаске
Дэвид Тальбот".
Я понимал, что совершаю неизмеримо дерзкий и эгоистичный поступок, и все же перед рассветом опустил конверт в железный почтовый ящик в конце подъездной аллеи.
Ее ответ, исполненный не заслуженной мною любви, содержал и множество мучительных для меня подробностей.
"Не могу дождаться встречи с тобой. Поверь, какие бы неожиданности ни сулила мне эта встреча, сквозь завесу таинственности я непременно увижу того Дэвида, которого всегда любила. Ты был мне отцом, когда я нуждалась в нем, а потом стал верным другом. И после твоей метаморфозы я видела тебя много раз, хотя ты об этом часто не подозревал.
Я знаю, что с тобой случилось и кто сейчас тебя окружает. Кафе «Дев» на Рю-Сент-Анн. Ты еще помнишь его? Много лет тому назад, еще до поездки в Центральную Америку, мы там обедали. Тебя очень тревожило наше путешествие в непроходимые джунгли, и ты категорически возражал против него. Помнишь? Кажется, я даже прибегла к колдовским чарам, чтобы уговорить тебя. Уверена, ты об этом догадывался.
Несколько вечеров подряд я буду приходить туда каждый вечер в надежде на встречу с тобой".
Она подписала свою записку точно так же, как я: «Твой вечный друг в Таламаске».
Я поставил собственные интересы выше любви и долга по отношению к ней. И испытал облегчение от сознания того, что шаг уже сделан.
В прежние времена, когда этот осиротевший ребенок, заблудившийся в бурю, эта маленькая скиталица однажды вечером пришла и постучалась в нашу дверь, подобный поступок с моей стороны показался бы немыслимым. Она сама была моим долгом.
– Наши стремления совпадают с твоими, – объяснял девочке в тот далекий вечер в Оук-Хейвен Эрон, жестом старшего брата откидывая с ее плеча мягкую каштановую прядь волос. – Мы стараемся сохранить знания. Мы пытаемся сберечь для потомков историю. Мы занимаемся исследованиями и надеемся многое постичь.
Он в очередной раз тихо вздохнул, что было совершенно на него не похоже.
– А что касается твоих белых родственников, Мэйфейров из Садового квартала, как ты их абсолютно правильно называешь, то должен сказать тебе, что мы знаем о них, – признался он, к моему удивлению. – Однако мы тщательно храним известные нам тайны, если только долг не велит раскрыть их. Долгая история этой семьи сейчас не имеет для тебя значения. Жизни ее членов переплетаются между собой, как колючие лианы, навеки опутавшие одно и то же дерево. Вполне возможно, твоя собственная жизнь сложится так, что ты не будешь иметь никакого отношения к тем горестным событиям. Сейчас нас занимает только одно: что мы можем для тебя сделать? И когда я говорю, что ты всегда и во всем можешь на нас рассчитывать, это, поверь, не праздные слова. Как совершенно справедливо заметил Дэвид, отныне мы становимся твоей семьей.
Меррик задумалась. После стольких лет, проведенных в обществе одной только Большой Нанэнн, ей нелегко было осознать и принять сказанное. Но ведь какая-то сила все же привела девочку в орден и побудила довериться нам еще до того, как она здесь появилась.
– Большая Нанэнн верит вам, – словно отвечая на невысказанный мною вопрос, сказала Меррик. – Большая Нанэнн велела мне прийти сюда. Она увидела еще один свой сон и, проснувшись до рассвета, позвонила в колокольчик – так она всегда призывала меня к себе. Я спала на веранде. Войдя в спальню, я увидела, что Большая Нанэнн в белой фланелевой рубашке стоит возле кровати. Она все время мерзнет, знаете ли, поэтому даже в самые жаркие ночи надевает фланелевую рубашку. Большая Нанэнн велела мне сесть и выслушать, что ей приснилось.
– Расскажи об этом, дитя, – попросил Эрон.
Странно, почему они не поговорили об этом до моего приезда?
– Ей приснились вы, мистер Лайтнер, – сказала девочка, глядя на Эрона. – Как будто вы вместе с дядюшкой Джулиеном – тем самым, из городского клана белых Мэйфейров, – пришли и присели рядом с ее кроватью. Дядюшка Джулиен много шутил, рассказывал какие-то истории, радовался, что присутствует в сне Большой Нанэнн. Так она сказала Дядюшка Джулиен велел мне прийти прямо сюда, к вам, мистер Лайтнер. А еще он предсказал, что чуть позже здесь появится и мистер Тальбот. Дядюшка Джулиен говорил по-французски, а вы в то время сидели на стуле с плетеной спинкой, улыбались и кивали Большой Нанэнн, а потом принесли ей чашку очень сладкого кофе со сливками, как раз такого, какой она любит. Не забыли и одну из ее любимых серебряных ложечек. У Большой Нанэнн была тысяча серебряных ложечек не только во сне, но и наяву. Потом вы сели на кровать, покрытую лучшим в доме пледом, взяли Большую Нанэнн за руку, на которой были все ее лучшие кольца – сейчас она их больше не носит, знаете ли, – и сказали: «Пришли ко мне маленькую Меррик». А еще вы пообещали ей заботиться обо мне и сообщили, что сама она скоро умрет.
Эрон, явно впервые услышавший от Меррик столь странное повествование, был поражен.
– Должно быть, это сказал дядюшка Джулиен, – мягко возразил он. – Откуда мог я узнать такую тайну?
Я на всю жизнь запомнил его протест, поскольку не в привычках Эрона было признаваться в собственном незнании и уж тем более так горячо настаивать на своем.
– Нет-нет, это сказали вы, – не согласилось с ним прекрасное дитя. – Назвали день недели и даже час. Он еще не настал. – Она снова задумчиво взглянула на портреты. – Не волнуйтесь. Я знаю, когда это должно случиться. – Внезапно ее лицо погрустнело. – Мне не удержать ее рядом навечно. Les mysteres[5] не будут ждать.
Les mysteres? Что она имела в виду – предков, колдовских богов или просто тайны судьбы? Я оказался не в силах проникнуть в ее разум и прочесть там хоть что-нибудь.
– Святой Петр будет ждать, – пробормотала девочка, и ее печаль медленно рассеялась, уступив место спокойствию.
Неожиданно она метнула взгляд в мою сторону и пробормотала что-то по-французски. Папа Легба, колдовской бог-посредник, за воплощение которого вполне могла сойти статуэтка святого Петра с ключами от Царства Небесного.
Я заметил, что Эрон, несмотря на горячее желание узнать как можно больше, не осмелился подробнее расспрашивать девочку о сути своего участия в том сне и о дате неминуемой смерти Большой Нанэнн. Он просто кивнул и теперь уже обеими руками приподнял и расправил густую копну волос на шее Меррик, а потом убрал несколько тонких прядей, прилипших к нежной кремовой коже. В его обращенном на девочку взгляде читалось искреннее удивление.
А она тем временем продолжала свою историю: – Не успела я опомниться, выслушав рассказ Большой Нанэнн, как за мной явился темнокожий старик на грузовике. «Сумку можешь не брать, поезжай как есть», – сказал он. Я вскарабкалась в его грузовик, и мы поехали. Старик всю дорогу молчал, только слушал по радио какие-то старые блюзы и курил сигареты. Большая Нанэнн знала, что он повез меня в Оук-Хейвен, потому что мистер Лайтнер сказал ей об этом во сне... Большая Нанэнн помнила Оук-Хейвен, каким он был раньше, когда и дом здесь стоял другой, и называлось это место не так. Дядюшка Джулиен многое ей рассказывал, только она не захотела со мной поделиться и просто сказала: «Ступай туда. В Таламаске о тебе позаботятся. Для тебя это самый лучший выход – с их помощью ты исполнишь свое предназначение».
