Впрочем, Ингрид всегда старалась популяризировать книги малоизвестных писателей, помещая их на самом видном месте — у стойки библиотекаря — и предлагая тем, кто готов был прочесть любую новинку хотя бы один раз. Большего она, пожалуй, сделать не могла. Но этот Дж. Дж. Рамси Бейкер (Господи, к чему целых четыре имени? Два одинаковых инициала — это действительно чересчур!) принес им однажды «шедевр» под чудовищным названием «Умирающая симфония. Тьма как центр существования». Последнее его творение являло собой отчаянную попытку стать избранником клуба любителей книги и называлось «Слоны дочери сапожника». Чтобы прочесть эту историю, потребовалось бы не менее месяца. Повествование охватывало жизнь слепого сапожника из Ливана, жившего в девятнадцатом веке, и отдавало должное ручным слонам его чада. Ингрид считала, что даже с помощью волшебства сдвинуть с места подобный продукт литературного творчества практически нереально.
И все же очень плохо, что никому из них не разрешается использовать магию! Пришлось с этим смириться после суда и приговора Совета. Никаких полетов. Никаких заклинаний, амулетов, волшебных порошков, напитков и порчи. Отныне они обязаны жить, как самые обыкновенные люди, не пользуясь своим могуществом и поистине великолепными, сверхъестественными способностями. За долгие годы каждая из них научилась сдерживаться — по-своему, разумеется, Фрейя, например, сжигала излишки неуемной энергии в маниакальной любви к развлечениям. Старшая сестра, напротив, приняла обличье дамы довольно суровой, даже скучноватой. Она очень старалась подавить в себе страсть к колдовству, которая постоянно рвалась из ее души наружу.
Ингрид пригладила аккуратный пучок на затылке и придвинула пустую тележку к стене. Направляясь обратно в свой кабинет, расположенный в задней части здания, она заметила Блейка Аланда. Он как раз просматривал новые журналы. Блейк был тем самым успешным застройщиком, который предложил в первую очередь продать библиотеку на весьма выгодных для Нортгемптона условиях, если, конечно, городок решится выставить ее на рынок. Месяц назад он привез к ним различные чертежи, принадлежащие его фирме, и Ингрид поручили деликатную миссию сообщить Аланду, что документы не обладают эстетической ценностью для хранения их в библиотечном архиве. На ее отказ принять бумаги Блейк отреагировал вполне милостиво. Но вдобавок Ингрид не приняла его приглашение на совместный ужин, что он воспринял с явным неудовольствием, и продолжал настаивать, пока она, наконец, не согласилась. На прошлой неделе они уже провели вместе вечер, и это было просто ужасно. Ингрид все время приходилось сбрасывать его руку со своего бедра, поскольку она сидела рядом с ним на переднем сиденье автомобиля. В итоге настроение у нее совершенно испортилось. Собственно, именно благодаря Блейку она и обрела гнусное прозвище «фригидная Ингрид». Как жаль, что этот, в общем-то, неглупый тип повел себя настолько отвратительно!
Ингрид поспешила прочь, пока Блейк ее не заметил. У нее не было ни малейшего желания снова с ним сражаться, сбрасывая с себя его руки, впивавшиеся в ее кожу, как щупальца. Господи, как же повезло Фрейе, что она познакомилась с Браном! Впрочем, Ингрид давно знала, что когда-нибудь младшая сестра обязательно с ним встретится: она еще пару веков назад прочла это по линии жизни Фрейи.
А самой Ингрид пока еще ни разу не довелось испытать к кому-либо подобных чувств. И потом, вряд ли любовь способна решить ее проблемы, думала она, поглаживая спрятанную в кармане пачку писем, которую всегда носила с собой.
В своем кабинете она первым делом проверила, как поживает очередная «синька». Все обстояло отлично — помятости расправились. Теперь надо положить чертеж под пресс и приниматься за отпаривание следующего. Ингрид сделала пометку на каталожной карточке, вписав туда имя архитектора и название проекта — то был некий экспериментальный музей, так никогда и не построенный.
Вернувшись в библиотечный отдел, она услышала, что из-за соседнего стола доносится подозрительное шмыганье носом. Табита! Ингрид пригляделась и заметила, что подруга украдкой вытирает слезы и прячет свой мобильник.
— Что случилось? — спросила Ингрид, хотя можно было и не задавать вопрос. Только одной вещи Табите хотелось больше всего на свете. Это было для нее намного важнее, чем, например, заставить легкомысленную Джуди Блум хоть раз заглянуть в библиотеку.
— Я не беременна!
— Ох, Таб! — вздохнула Ингрид и, подойдя ближе, обняла подругу. — Мне очень жаль… — В последние недели Табита пребывала в чрезвычайно приподнятом настроении, решившись на очередную процедуру зачатия «в пробирке». Она испытывала маниакальную уверенность в том, что теперь все получится. Ведь это была ее последняя попытка. — Можно ведь еще попробовать? Что-нибудь наверняка должно помочь.
— Нет. Мы больше не можем себе этого позволить. Мы и так уже по уши в долгах. Значит, так тому и быть. И у нас никогда не будет детей.
— А как обстоят дела с процедурой усыновления?
Табита вытерла глаза.
— Из-за инвалидности Чеда нас уже обошли. Конец. Но, если честно — прости, я понимаю, что мои слова звучат эгоистично, — но неужели так плохо хотеть своего собственного ребенка? Только одного?
Ингрид являлась свидетельницей всех мытарств Чеда и Табиты. Она знала и о мерзких индюках из центра искусственного оплодотворения, и о гормональных таблетках, и о «коктейле плодородия». Именно она помогала Табите делать уколы и в назначенный час втыкала в левое бедро подруги огромный шприц с толстой иглой, словно предназначенной для лошади. В общем, Ингрид было хорошо известно, как сильно эта пара хочет ребенка. У Табиты на рабочем столе стояла их с Чедом фотография, сделанная во время медового месяца, проведенного в Коне. На снимке они выглядели такими глупыми и счастливыми в своих гавайских рубашках. От молодоженов просто веяло свободой. Они поженились пятнадцать лет назад.
— Неужели это мне на роду написано? — всхлипывала Табита.
— Не говори так! Не может быть!
— Почему? Ведь до сих пор все было бесполезно, — вздохнула Табита. — Нет, пора мне перестать надеяться.
Ингрид еще раз крепко обняла подругу и быстро вышла из кабинета. Щеки ее пылали, сердце бешено билось. Ведь она-то понимала, что слова Табиты не соответствуют истине. Ибо на свете есть человек, который мог бы ей помочь полностью изменить ее жизнь. Этот человек совсем рядом с Таб, гораздо ближе, чем она думает… Нет, мои руки связаны, твердо сказала себе Ингрид. Я ничего не могу для нее сделать. Во всяком случае — если не хочу нарушить путы проклятого Запрета. Если не хочу подвергнуть себя и остальных страшной опасности.
