Остаток вечера она казалась расстроенной. Наливая Кэлу спиртное, она пролила бренди на пол и залила свой костюм. Потом, загружая посудомоечную машину, уронила тарелку и бокал. Разговор был вымученным. Она расстроилась, подумал Кэл, из-за нахлынувших воспоминаний о своем сыне.
Некоторое время казалось, что она не может дождаться, когда же они наконец уйдут, но не прошло и часа, как хорошее настроение вернулось к ней. Когда у двери она поцеловала их на прощанье и пожелала доброй ночи, она снова была старой доброй Кэт, которую он знал всегда.
— Я тебе не говорила, что появлюсь в шоу Джонни Карсона на следующей неделе? Смотри, не пропусти. Я буду выступать вместе с Джойс Бразерс — с ней я делала передачу о культуре Мерва в прошлом году — и с неким Бо Дереком. Не знаешь ли ты, дорогой, что за птица, Бога ради, этот Бо Дерек, черт возьми?
Университет подыскал ему квартиру на Западной 23-й улице, в Челси. Эта квартира, занимавшая весь первый этаж старого особняка, находилась довольно далеко от кампуса Колумбийского университета. Кэла раздражала и высокая квартирная плата: в Альбукерке за вдвое меньшую сумму можно было найти дом втрое большей площади. Но Нью-Йорк испытывал самую острую нехватку жилья со времен Второй мировой войны, и Кэлу пришлось признать, что, по здешним меркам, ему чертовски повезло: семь сотен долларов в месяц за две комнаты-недомерки по фасаду, кухня размером с чулан посередине и большая гостиная в задней части дома. Ее окна до пола выходили на задний дворик — единственное преимущество, отчасти искупавшее прочие недостатки квартиры. Кэл мельком встречал своих соседей сверху — юриста, которого он почти не видел, и Милли и Джека Берке, пару пенсионеров, работавших прежде на Бродвее сценографами и занимавших двухъярусную квартиру на втором и третьем этажах.
Когда Кэл Крис вернулись домой после вечера, проведенного у Кэт, Крис сразу бросился к телевизору.
— Ну а теперь, Орех, тебе уже пора укладываться спать — сказал Кэл.
В гостях у Кэт Крис начал смотреть полицейский сериал — бешеные гонки на автомашинах, таранящих друг друга, с обычным соотношением два к семи насильственных смертей в каждом эпизоде. Именно такого сорта зрелища Лори всегда запрещала мальчику смотреть, считая их переходящими всякие границы допустимого.
Крис надулся и попытался настоять на своем:
— Разве мне нельзя посмотреть, чем это кончится?
— Сожалею, дружок. Ты знаешь, что я не люблю, когда ты смотришь такие вещи. Ты не забыл, что тебе завтра нужно рано вставать?
Крис был на лето записан в дневной лагерь, и каждый будний день в восемь утра на ближайшем углу его ждал автобус.
— Ты мне почитаешь?
— Хорошо. А теперь иди и почисти зубы.
Кэл вздохнул. Воспитание ребенка требует бесконечных уговоров, компромиссов и уступок, по сравнению с которыми согласование окончательного текста Договора о сокращении стратегических наступательных вооружений может показаться детской игрой. По крайней мере если имеешь дело с таким партнером по переговорам.
Кэл вошел в спальню мальчика. Крис и не подумал начать раздеваться. Он сидел на своей кровати, перебирая камушки, собранные им в парке.
— О Боже! — пробормотал Кэл, теряя терпение. — Ты можешь и завтра поиграть своими наконечниками стрел. А сейчас ты наденешь пижаму. Быстро! — Он сделал шаг к кровати и протянул руку, чтобы собрать камушки.
— Не смей! — воскликнул Крис с резкостью, заставившей Кэла внезапно остановиться. У него с языка готов был слететь привычный упрек: «Нельзя, молодой человек, так разговаривать со своим отцом!»
Но от реплики Кэла остановило выражение лица сына, который с напряженным вниманием смотрел на одеяло. Кэл снова взглянул на коллекцию камушков и увидел, что все они отодвинуты в сторону, и отдельно от них лежит раковина.
Кэл потянулся за ней, чтобы рассмотреть ее вблизи но Крис закрыл раковину ладонями, словно хотел защитить ее.
— Она моя, — заявил он.
— Конечно, она твоя. Находка принадлежит нашедшему. Не каждый день в Центральном парке удается найти морскую раковину. Ближайший океан находится от него в пятнадцати милях. Можно мне посмотреть на нее?
Крис заколебался, затем протянул отцу раковину на ладони.
Это была не плоская, мелкая раковина, какие бывают у двустворчатых моллюсков, а часть спирально закрученного конуса. На ее внешней поверхности была заметна гравировка в виде ряда треугольных штрихов. Сперва Кэлу показалось, что раковина сломана, но, рассмотрев ее более пристально, он увидел, что наружный край был аккуратно сточен, так что стал виден волнистый профиль поперечного сечения раковины, и теперь она напоминала маленький рот с двумя рядами крохотных зубов.
Кэл вернул раковину Крису, тот положил ее на подушку и разделся. Пока мальчик надевал пижаму, неожиданная мысль пришла в голову Кэлу.
— Интересно, Орех, в какой части парка ты нашел эту раковину? — спросил он сына.
— Ну, я точно не помню. Она красивая, вот и все. — Его голова высунулась наконец из пижамы. Что-то в заданном вопросе встревожило мальчика. — Я могу оставить ее у себя, правда?
— Почему же нет? Я просто подумал, что…
Кэл оборвал фразу. Ему пришло в голову, что амулет мог иметь какое-то отношение к этой странной выставке мертвых животных. В конце концов и жертвоприношения животных, и практические применения раковин являются первобытными обычаями. Но стоит ли углубляться в это? Зачем омрачать радость Криса от найденного им сокровища, связывая его в сознании мальчика с кровавым безумием?
Крис отправился чистить зубы, и Кэл начал собирать рубашки, носки и игрушки, разбросанные по комнате. Он положил одежду в висевший за дверью мешок для грязного белья, а игрушки разложил по полкам встроенных шкафов. Возвращаясь к кровати, он увидел на подушке раковину и положил ее к камушкам на подоконник. Затем взял со столика у кровати книгу, которую начал читать несколько дней назад. Он рассеянно глазел на обложку, где были изображены животные, пара за парой входящие в Ковчег.
Он нашел эту книжку, озаглавленную «Истории из Ветхого Завета для детей», когда, готовясь к переезду, упаковывал вещи в Альбукерке. Прежде он никогда ее не видел; должно быть, Лори купила ее, собираясь дать Крису какое-то представление о религии. Кэл и Лори обсуждали эту тему несколько раз, и хотя раздора между ними по этому поводу не было, прийти к согласию им оказалось нелегко. Родители Кэла считались христианами и были доброжелательными людьми с высокими моральными принципами, но ни один из них не был усердным прихожанином. К тому же профессия Кэла требовала постоянного критического изучения и сравнения самых разных, порой причудливых обычаев и верований, и он решил для себя, что религия — это просто форма суеверия, возможно, необходимая для некоторых людей, но не для всех. Кэл всегда считал, что, если у Криса возникнет потребность в вере, он сможет сам решить это для себя, когда станет достаточно взрослым, чтобы понять сложные концепции, связанные с подобным выбором.
