– Но по нашим обычаям…
– Я знаю! – резко оборвал крылатый. Потом он встал и подошел к демоненку, несчастный все это время спокойно наблюдал за сородичами, решающими его прискорбную судьбу. – Поэтому, я не дам тебе имени, а нареку всего лишь жалким прозвищем… Слушай меня, отродье! Слушай и запоминай! Твое прозвище… Наргх! Запомни его, в переводе с языка Древних оно означает "Падший"! – грозно прорычал падишах, и все присутствующие гулко захохотали. Чуть переждав, он громогласно изрек. – А теперь – приступим!
Все поспешно встали и подошли к пентаграмме. Демоны окружили малыша, и Агамар-Шаргхагх-Дарахш начал внятно проговаривать какие-то непонятные слова. Потом второй падишах по имени Гарок-Харотеп-Коген, чуть громче повторил текст, хвостатый сделал тоже самое.
Через мгновение все архидемоны, включая скалящегося и, видимо, ужасно довольного происходящими событиями Храхи-Агама, один за другим начали произносить этот странный и кажущийся несуразным текст. При этом они медленно возводили руки-лапы над головами и также медленно опускали.
Воздух завибрировал и начал нагреваться. Демоны, находящиеся за пределами пентаграммы не чувствовали этого, но демоненок ощутил сразу. С каждым мгновеньем невидимые силы касались его все отчетливее. Пространство вокруг медленно твердело, словно превращалось в стекло.
Неожиданно что-то толкнуло отпрыска, в горле защипало, кожу обвеяло горячим ветерком.
Темные падишахи и архидемоны снова и снова повторяли заклинание, и Наргх начал ощущать нарастающую боль… боль, что подобно крови растекалась по всему телу. Заклятие сковало его, он уже не мог и пошевелиться.
Вокруг демонов пыль и зола поднялись столбом и вихрем закружили, словно маленькие торнадо, образуя при этом густую пелену черноты. Внезапно тело Наргха пронзила молния боли, и он, не выдержав, неистово зарычал, тщетно пытаясь высвободиться из незримых объятий. Но пошевелиться по-прежнему не удавалось. Зажатый в невидимый кулак, демон мог лишь жалобно рычать.
Внезапно нарисованная кровью пентаграмма всполохнула адским пламенем. Огненные языки бешено поскакали по полу, образуя замысловатые узоры. Одновременно блеснула ослепительная вспышка, колющей болью пронзая привыкшие к темноте глаза демонов, и мрачный замок впервые за многие столетия наполнился ярким, почти солнечным светом.
Через мгновение все погасло. На месте пентаграммы догорало желтое пламя, тонкими струйками поднимался и растворялся во мраке дымок. Молодого демона, так досаждавшего всех собравшихся здесь правильных сынов преисподней, больше не было в аду. Он отправился в мир людей.
Наргх оказался на опушке какого-то леса. Яркий солнечный свет нещадно ударил по глазам, заставив его жутко зарычать. Не знающие дневных лучей, демонические глаза готовы были лопнуть как переполненные жидкостью два сосуда. На мгновение демону померещилось, что ему в лицо прыснул пожирающий все на своем пути жидкий огонь.
Все тело демона окатило горячей волной парализующей боли, его словно облили бурлящим кипятком. Наргху казалось, что его разорвали на части, а потом снова склеили.
Да… переход между мирами – отнюдь не самый приятный процесс для демона, тем более, если его тело молодо и окончательно несформировано. В тот миг, когда тело "перешагивает" через барьер миров, его в буквальном смысле разрывает на миллионы мельчайших частиц. Это длится какую-то тысячную долю секунды, и потом тело снова собирается в единое целое. Ощущения же, полученные при этом, оставляют желать лучшего. Впрочем, все зависит от опыта самого демона, совершающего перемещения. Чем чаще он "прыгает" через барьер, тем боль становится все слабее и слабее. Гарок-Харотеп-Коген, к примеру, вовсе не чувствует боли при перемещении, ведь его тело привыкло к постоянным скачкам между мирами.
Но боль – это еще не самое страшное, что может ожидать неопытного демона-прыгуна. С ним может приключиться еще и несчастный случай. Порой путешественник, переходя через барьер, может застрять в оном. Уж из-за неправильно сложенного заклинания или по роковому стечению обстоятельств – неизвестно. Но такое застревание пользы ему не принесет. Правильнее сказать, оно совершенно ничего не принесет кроме гибели. Тело, расчлененное на миллионы мельчайших кусочков, не способно жить, будь оно хоть демоническим, хоть человеческим. Но, по правде сказать, этого бояться не стоит, ибо такие явления происходят крайне редко.
Демоненок бессильно рухнул на землю, судорожно корчась от боли. Он лежал на опаленной траве в центре такого же узора, что был нарисован на полу в замке. Вместе с ним в мир людей перенеслась и пентаграмма изгнания-вызова демонов. Но на этот раз она была не нарисована кровью, а аккуратно выжжена пламенем прямо на земле.
Вообще архидемоны и Темные падишахи хотели переместить Наргха в человеческий город, желательно в самый его центр. Но результат получился не такой, как ожидалось. Видимо, Гарок-Харотеп-Коген что-то сильно напутал (он хоть и любил посещать Альтеру и знал тамошнюю местность, но географ из него был не аховый). Но может быть и заклинание не верно сработало, все таки оно по природе своей нестабильно и вполне могло выбросить изгоняемого не совсем туда, куда хотелось бы…
Через некоторое время боль стихла. Тело молодого демона, так недавно появившееся на свет и уже успевшее покрыться рубцами, постепенно оживало, и Наргх начал ощущать окружающий мир.
Первое, что он почувствовал – это прохлада. Климат мира людей все же заметно отличается от климата его родного мира. Все-таки ад – место не из холодных, это, прежде всего, удушающая жара. Но демонам не ведом холод. Им по природе вообще не свойственно чувствовать мороза или зноя. Они могут ощутить прохладу или потепление, но вряд ли способны замерзнуть или пережариться на солнце.
Наргх приподнялся, медленно встал на ноги и прищурено огляделся. Его глаза уже более-менее привыкли к свету, да и солнце на время заволокло небольшим облачком.
Демон находился на опушке леса, на небольшом пригорке посреди огромного океана зелени. Неописуемая красота открывалась его взору: необъятное множество молодых дубов, кленов и осин, колышущихся под слабыми дуновениями ветерка. Правда, Наргх пока еще не мог в полной мере насладиться этой красотой. Ему как демону милее и роднее тьма ада.
Издалека время от времени доносились голоса щебечущих птиц, они словно переговаривались друг с другом на непонятном языке. На нежно голубом небе проплывало несколько бесформенных облаков. В общем, стоял разгар лета, и все вокруг излучало спокойствие и умиротворенность.
