– Что – мама? Причем здесь она?
– Это мама побила меня, как всегда…
Супруги, услышав это, переглянулись, во взглядах их читалась жалость к помутившемуся рассудком ребенку. После секундного замешательства Стефка, наконец, прервала молчание и, проведя ладонью по растрепанным волосам мальчишки, осторожно сказала:
– Послушай, малыш, мы ведь оба знаем, что мама больна и находится в лечебнице, папа отвез ее туда еще в прошлом году…
Липка поднял на тетку удивленные глаза:
– Это он тебе так сказал?
В голосе мальчика зазвучали странные нотки, и Стефка, поняв, что он вот-вот расплачется, поспешила снять напряжение:
– Ну-ну, перестань… Мы знаем, как ты скучаешь по маме, но бывают такие болезни, которые…
– Перестань говорить со мной, как с идиотом!- прервал Липка поток невразумительных теткиных утешений. – Всем известно, что мать свихнулась и стала агрессивной, это верно… И многие даже думают, что она находится в лечебнице, под присмотром врачей, однако кому, как не мне, знать, что никуда отец ее не отвозил, а просто запер в подвале, в самой дальней коморке, и кормит объедками… А эти побои… они случались и раньше, но весь последний год я жил в уверенности, что зверь заперт надежно и не явится более, чтобы дать волю своему безумному гневу. Но вчера отец, похоже, позабыл запереть дверь в подвал…
Пораженные речами и, прежде всего, по-взрослому рассудительным тоном восьмилетнего парнишки, пережившим, по всей видимости, столько страхов и страданий, сколько иному на всю жизнь отмерено, Стефка и погрустневший Франтишек вновь переглянулись, не зная, что делать дальше. Однако в том, что действовать необходимо, у супругов не было никаких сомнений, и пусть хоть вся империя встанет с ног на уши, они обязаны разобраться в этой истории и оградить мальчика от издевательств, а его мать от произвола ее пьяного тюремщика.
– Погоди, малыш… Ты когда в последний раз видел маму? Я имею в виду, до прошлой ночи?
Липка пожал плечами:
– Наверно, с год назад. Папа не велел мне приближаться к двери подвала и сам носил ей еду. Поначалу она бесновалась, да так, что весь дом сотрясался, но потом смирилась, успокоилась, и я больше не слышал ее.
– Ясно… А в какое время отец носит ей еду?
– Да по-разному… Как проспится, так и несет. Да я и не интересовался этим. Можно я посплю?
– Конечно-конечно, спи!- спохватилась Стефка, заметив, что мальчик и впрямь насилу держится. Да и неудивительно, после таких-то потрясений!
– Послушай-ка, Франта,- обратилась она к мужу, едва оба оказались во дворе, – возьми кого-нибудь и посмотри, что происходит в доме – слишком уж дикую историю рассказал малец. Но один не ходи, неизвестно, до чего додумается эта чертова семейка!
Сказав это, Стефка в изнеможении опустилась на скамейку и обхватила голову руками.
– Ох, Франта… Такая семья была у сестрицы – загляденье! Но, видать, слишком многие им завидовали, а глаз-то у людей нехороший… Жить бы им да жить, а тут такая напасть! А мужик-то ее, ты посмотри только, и сам безумным сделался через это. Водка водкой, но нельзя же терять человеческий облик! Зачем он запер ее в подвале, почему не отвез в лечебницу?
Нытье жены наскучило Франтишеку, и он несколько грубовато одернул ее:
– Хватит уж сопли-то размазывать! Неизвестно еще, что и как… Может, мальчишка выдумал все или во сне увидел? Пока не разберемся, нечего сырость разводить.
Однако, видя, что его выговор не возымел действия, он смягчился и закончил уже более миролюбивым тоном:
– Ладно, сиди дома и не высовывайся, да к соседям не бегай, не пускай сплетен, слышишь? А я скоро вернусь.
Дождавшись вялого кивка жены, Франтишек вышел за ворота. Через пятнадцать минут он, в сопровождении соседа Павла и его рослого сына, подошел к дому, где прошли столь по-разному окрашенные восемь лет Липкиной жизни. Небо после обеда затянуло тучами, где-то далеко, в Баварии, уже гремел гром, а псы попрятались по своим будкам, прорицая дождь. Никогда еще Франтишеку этот дом не казался таким мрачным и бездушным; беда, случившаяся с родственницей жены, положила, правда, конец веселым посиделкам и празднествам в тени его сада, но не внесла корректив в восприятие местными жителями самого этого места. Теперь же, стоя перед ведущими во двор воротами, створы которых просели и покривились, он подумал, что и сам дом этот, и его нелюдимый, опустившийся обитатель вовсе не принадлежат их общине, их деревне, в которой и секретов-то никаких нет, кроме тайных абортов…
Поднявшись по скрипучим деревянным ступеням на высокое крыльцо, постучали. Не дождавшись ответа, постучали еще раз, на этот раз с большим вдохновением, так что незапертая дверь приоткрылась, и выпущенный на свободу затхлый запах запущенности заставил пришедших поморщиться – временами появлявшаяся в доме Стефка ограничила свою деятельность заботой о чистоте постели и белья мальчика, и не имела ни времени, ни желания наводить здесь порядок. Что же до отца Липки, так тому давно было все равно – он и не замечал, в какую помойную дыру превратилось их с сыном жилище. В этом запахе было все: копоть камина, вонь пригоревшей, протухшей и прокисшей еды, тяжелый дух слежавшихся тряпок и слезоточивый потяг аммиака, свидетельствующий о том, что пьяный хозяин не всегда добирался до уборной. Было в этом "ароматном" букете и еще что-то, неуловимое, до тлетворное, чью природу перевозбужденный Франтишек не сразу распознал…
Возникнув на пороге гостиной, грозный крестьянин воззрился на сидящего за заставленным пустыми бутылками столом сгорбленного человека, в котором не каждый смог бы узнать того бравого офицера имперских войск, что еще пару лет назад являлся примером для окрестных мальчишек и причиной тайных вздохов наивных барышень и даже матрон всей округи. Заросшая, обветшавшая тень его самого была теперь живым свидетельством того, какая слабая натура может скрываться за лоском мундира и величественными манерами.
– Где держишь жену?- опуская показавшиеся ему ненужными приветствия, сразу взял быка за рога Франтишек. Его спутники замерли за его спиной, готовые тут же броситься на хозяина дома, вздумай тот проявить агрессию.
Отец Липки медленно повернул голову в сторону непрошенных гостей, не подавая вида, что испуган или встревожен их визитом.
– Жену?- переспросил он тусклым голосом,- ты что же, братец, не знаешь, что она сошла с ума и я отвез ее в Прагу, в лечебницу для душевнобольных?
– Кончай валять дурака, Бертольд! Нам известно, что никуда ты ее не отвозил, а заточил в подвале и мучаешь!
– Да? Ну, так почему бы тебе в подвале и не посмотреть?- язвительным тоном парировал допрашиваемый. – Ступай, проверяй, коли тебе лучше моего известно. Только там никого нет.
