Растон снова бросился, когда ты заряжал патрон в лучевое ружье. Ты снова отклонился, но недостаточно! Конец одного жала полоснул тебя по кителю, заставив руку разжаться. Ты ощутил, как жгучий яд ринулся в твою нервную систему.
Ты нажал кнопку, и чудовище исчезло в облаке маслянистого дыма. Подвальный ярус машины был спасен — растоны двинулись в обход.
Ты кинулся на лестницу. Ты должен спасти машину, спасти ее, спасти себя!
Подошвы ботинок колотили по металлическим ступеням. Ты ворвался в главное помещение машины и огляделся вокруг.
Ахнул, раскрыв рот. Ее бездыханное тело сползало со стула. Полоса слизи расползалась по ее вздымающемуся на груди кителю.
Ты крутанулся на месте, и в тот же миг растон исчез в машине, протаскивая свое чешуйчатое тело между частями механизма. Слизь стекала с его тела и липких челюстей. Машина остановилась, завелась снова, поврежденные колеса застонали.
Город! Ты метнулся к краю машины и выпустил в чудище заряд. Ослепительно-голубой луч скользнул мимо растона. Ты выстрелил еще раз. Растон перемешался слишком проворно, прятался за колесами. Ты обежал вокруг машины, стреляя на бегу.
Бросил взгляд на нее. Сколько времени она под воздействием яда? Никак не определить. В твоей собственной плоти, однако, тоже началось жжение. Тебе казалось, будто тебя охватывает пламя, будто твое тело вот-вот развалится на куски.
Ты должен добраться до противоядия и сделать укол и ей, и себе.
А растон все еще ускользал от тебя. Надо остановиться и снова зарядить ружье. Комната начала вращаться вокруг тебя, головокружение брало над тобой верх. Ты снова и снова жал на кнопку. Лучи уходили в машину.
Ты вертелся на месте, рыдая и раздирая на себе воротник. Ты едва дышал. Вонь горелого сала заполняла все сознание. Ты бежал, спотыкаясь, вокруг машины, посылая очередной луч в верткого растона.
И вот наконец, когда ты уже готов был рухнуть, тебе удалось прицелиться. Ты нажал кнопку, растона охватило пламя; плавясь, он рухнул под машину, и его вынесло наружу выхлопом.
Ты уронил лучевое ружье и поковылял к ней.
Шприцы лежали на столе.
Ты рванул на ней китель и всадил иглу в мягкое белое плечо, толчками впрыскивая противоядие в ее вены. Всадил другую иглу в собственное плечо, ощутил, как неожиданная прохлада растеклась по мышцам и сосудам.
Ты опустился рядом с ней, тяжело дыша и закрыв глаза. Столь высокая нагрузка обессилила тебя. Ощущение было такое, будто теперь придется отдыхать целый месяц. И конечно же, так и будет.
Она застонала. Ты открыл глаза и посмотрел на нее. Снова тяжело задышал, понимая, в чем причина этого нового волнения. Ты не сводил с нее глаз. Волна жара разлилась по твоим конечностям, омыла сердце. Ее глаза смотрели на тебя.
— Я… — выговорил ты.
После чего всякая выдержка покинула тебя, все сомнения разрешились. Город, растоны, машины — опасность миновала и позабылась. Она провела нежной рукой по твоей щеке.
— А когда ты в следующий раз открыл глаза, — заключил доктор, — то снова был в этой комнате.
Рэкли засмеялся, голова его дергалась на подушке, руки ликующе взметались.
— Но, дорогой мой доктор, — засмеялся он, — какой же ты невероятно умный, что знаешь все это. Как же тебе это удается, негодяй ты этакий?
Врач посмотрел на высокого красивого мужчину, который лежал на кровати, все еще вздрагивая и задыхаясь от смеха.
— Ты забыл, — сказал он. — Это же я сделал тебе инъекцию. Вполне естественно, что я узнал обо всем, что произошло затем.
— А, ну точно! Точно! — воскликнул Джастин Рэкли. — О, это было невероятно, баснословно прекрасно. Подумать только, я! — Он провел холеными пальцами по бугрящимся мышцам на руке. — Я — герой!
Он хлопнул в ладоши, и звучный смех всколыхнул его грудь, белоснежные зубы сверкнули на загорелом лице. Простыня соскользнула, обнажая широченную грудную клетку, крепкие кубики мускулов на животе.
— О боже мой, — вздохнул он, — Боже мой, какой тоскливой была бы жизнь, если бы твои благословенные уколы не рассеивали бы бесконечную скуку!
Доктор холодно посмотрел на него, длинные белые пальцы сжались в обескровленный кулак. Мысль ножом убийцы вонзилась в разум: это конец нашей расы, прискорбный итог эволюции человечества. Окончательное разложение.
Рэкли зевнул и потянулся.
— Мне нужно отдохнуть. — Он пристально посмотрел на доктора. — Это был такой утомительный сон.
Он снова захихикал, светловолосая голова вжалась в подушку. Руки вцепились в простыни, словно его вот-вот хватит удар от смеха.
— Скажи же мне, — хохотал он, — что за чертовщину ты закачиваешь в эти свои восхитительные уколы? Я уже столько раз спрашивал об этом.
Доктор поднял свой пластиковый чемоданчик.
— Просто сочетание химических элементов, подобранных так, чтобы, с одной стороны, провоцировать выброс адреналина, а с другой — блокировать высшие мозговые центры. Короче говоря, — завершил он, — коктейль из стимуляторов и успокоительного.
— Ну, ты всегда так отвечаешь, — произнес Джастин Рэкли. — Но это просто восхитительно. Невероятно, очаровательно. Ты вернешься через месяц с новым сном для меня?
Доктор устало выдохнул.
— Да, — ответил он, не пытаясь даже скрыть свое отвращение. — Я вернусь через месяц.
— Слава небесам, — отозвался Рэкли. — Я покончил с этим кошмаром про растонов на пять месяцев вперед. Брр! Они настолько омерзительны! Мне бы хотелось увидеть что-нибудь о шахтах и добыче руд на Марсе или Луне, о приключениях в продовольственных центрах. Это гораздо приятнее. Однако… — Его рот дернулся. — Пусть в них будет побольше этой юной красотки.
Его сильное, но уставшее тело содрогнулось от восторга.
— О да, пусть будет так, — пробормотал он, закрывая глаза.
Он вздохнул и медленно и утомленно перевернулся на широкий бок.
Доктор шел по пустынным улицам, на лице его застыло привычное отчаяние. Зачем? Зачем? Он снова и снова мысленно задавался этим вопросом.
Зачем мы должны поддерживать жизнь в этих городах? Ради чего? Почему бы не позволить цивилизации на этой последней заставе человечества погибнуть, как ей и суждено? К чему тратить силы, поддерживая жизнь в этих людях — в сотнях, тысячах Джастинах Рэкли, хорошо ухоженных животных, которых механизмы кормят и поят, массируют тело, приводя его в спортивную, в эстетичную форму. Те же механизмы не позволяют их физическим оболочкам обратиться в жирных белых слизней, какими они уже являются по своей внутренней сути и станут в самом деле, если бросить их без присмотра. Либо умрут.
