«А теперь, Мейбл, послушай вот это. В 1939 году Хейл проводил эксперименты с трехнедельными крысами, вводя им различные количества маточного молочка. В итоге ему удалось обнаружить преждевременное фолликулярное развитие яичников, степень выраженности которого находилась в прямой зависимости от количества введенного вещества».
— Вот! — воскликнула женщина. — Я знала это!
— Что ты знала?
— Знала, что произойдет нечто ужасное.
— Ерунда. В этом нет ничего необычного. А вот, Мейбл, еще: «Стилл и Бердетт обнаружили, что мужские особи крыс, которые до этого оказывались неспособными к размножению, после ежедневных мельчайших инъекций маточного молочка в дальнейшем неоднократно давали потомство».
— Альберт, — воскликнула женщина, — но это слишком сильное вещество, чтобы давать его младенцу! Не нравится мне все это.
— Чепуха, Мейбл.
— Но тогда скажи мне, почему они опробовали его только на крысах? Почему никто из этих выдающихся ученых сам не попробовал принять его внутрь? Просто они слишком умные, вот и все. Ты что, действительно думаешь, что доктор Бантинг стал бы 28 рисковать своими драгоценными половыми органами? Только не он.
— Но они давали его людям, Мейбл. Вот статья, целиком посвященная этому. Послушай. — Он перевернул страницу журнала. — «В 1953 году в Мехико группа известных физиологов стала использовать мельчайшие дозы маточного молочка при лечении таких болезней как церебральный неврит, артрит, диабет, табачная интоксикация, импотенция, астма, круп и подагра. Имеется масса официальных свидетельств. Известный биржевой маклер из Мехико заболел крайне трудноизлечимой формой псориаза. Это пагубно отразилось на его внешности, клиентура перестала иметь с ним дело, он терпел убытки в своем бизнесе. В отчаянии он обратился к маточному молочку — по одной капельке к каждому приему пищи — и о чудо! — уже через две недели он полностью выздоровел. Официант из кафе „Иена“ из того же Мехико сообщил, что его отец, принимавший это чудесное вещество в минимальных дозах в капсулах, в девяностолетием возрасте зачал вполне здорового ребенка. Импрессарио бычьих боев из Акапулько, обнаруживший, что ему достался довольно-таки вялый, сонного вида бык, ввел ему один грамм маточного молочка (избыточно большая доза) перед самым выходом на арену. В результате этого животное стало вести себя столь энергично и агрессивно, что быстро расправилось с двумя пикадорами, тремя лошадьми, матадором, а под конец…»
— Послушай! — сказала миссис Тейлор, прерывая мужа. — Кажется, наше дитя плачет.
Альберт оторвал взгляд от журнала. Да, несомненно, из спальни наверху доносились громкие крики.
— Проголодалась, наверное, — предположил он.
Жена посмотрела на часы.
«Боже праведный! — воскликнула она, вскакивая на ноги. — Чуть не прозевали очередное кормление! Альберт, быстренько приготовь смесь, а я пока пойду принесу ее! Только поспеши! Не хочу, чтобы она ждала».
Уже через полминуты миссис Тейлор вернулась обратно, неся на руках кричащего младенца. Сейчас она снова волновалась, поскольку не успела еще привыкнуть к этому ужасному, непрекращающемуся крику, который издает проголодавшееся дитя. «Альберт, быстрее! — позвала она, усаживаясь на кресло и укладывая младенца себе на колени. — Пожалуйста, быстрее!»
Из кухни появился Альберт и протянул ей бутылочку с теплым молоком.
«Все в порядке, — сказал он, — можешь не проверять температуру».
Она чуть приподняла головку ребенка, после чего поднесла резиновую соску бутылочки к широко распахнутому, горланящему рту. Ребенок ухватил соску и принялся сосать. Вопли прекратились. Миссис Тейлор чуть расслабилась.
— О, Альберт, ты только посмотри, какая она прелестная, правда ведь?
— Она восхитительна, Мейбл — и все благодаря маточному молочку.
— Послушай, дорогой, мне бы не хотелось ни слова больше слышать об этом отвратительном веществе. Оно меня до смерти пугает.
— Ты совершаешь большую ошибку, — сказал он.
— Ну, посмотри еще.
Младенец продолжал сосать.
— Альберт, мне кажется, что она опять выпьет целую бутылку.
— Уверен, что так оно и будет.
Спустя несколько минут от молока ничего не осталось.
— Ну какая же ты чудесная девочка! — воскликнула миссис Тейлор, начиная осторожно извлекать соску изо рта ребенка. Тот почувствовал, что она собирается делать, и засосал еще стремительнее, стремясь удержать соску. Женщина сделала небольшой короткий рывок и — хлоп, — соска выскочила.
— Уааа! Уааа! Уааа! — снова раздались вопли младенца.
— Вот ведь чертенок какой, — проговорила миссис Тейлор, чуть подкидывая ребенка себе на плечо и несильно шлепая его по попке.
Тот дважды быстро отрыгнул.
— Ну вот, моя хорошая, теперь все будет в порядке.
На несколько секунд крики смолкли, но потом начались снова.
— Пусть еще срыгнет, — сказал Альберт. — Она слишком много попила.
Жена снова подняла девочку на плечо, потерла ей спинку, затем уложила ребенка на живот к себе на колени, наконец усадила. Однако девочка больше не срыгивала, тогда как вопли ее становились с каждой минутой все громче и настойчивее.
— Хорошо для ее легких, — проговорил Альберт с улыбкой. — Именно так они упражняют свои легкие, Мейбл. Ты знала об этом?
— Ну, ну, ну, — приговаривала женщина, покрывая поцелуями лицо девочки. — Ну, ну, ну.
Они прождали еще минут пять, однако крики ни на миг не прекратились.
— Смени ей подгузник, — сказал Альберт. — Мокрый, наверное, вот и все. — Он принес с кухни свежие пеленки, и миссис Тейлор сменила прежние.
Это не произвело на младенца никакого впечатления.
— Уааа! Уааа! Уааа! — орало дитя.
— Мейбл, может, ей булавкой где-нибудь колет? Ты проверила?
— Ну конечно же проверила, — ответила жена, для верности ощупывая пеленку пальцами.
Родители с нервозными улыбками на лицах сидели в креслах друг против друга и глядели на лежащего на коленях матери младенца, дожидаясь, когда же он наконец утомится кричать.
— А знаешь что? — наконец спросил Альберт.
— Что?
— Готов поспорить, что она хочет есть. Клянусь, ей хочется еще раз приложиться к этой бутылочке. Может, сходить и принести еще?
— Альберт, я думаю, не надо этого делать.
— Но это же поможет, — сказал он поднимаясь с кресла. — Пойду подогрею второю порцию.
Он прошел на кухню и отсутствовал несколько минут. Когда он вернулся, в руках у него была наполненная до краев бутылочка с молоком.
— Я приготовил двойную дозу, — объявил он. — Восемь унций — так, на всякий случай.
