Мда… А вот остальные трое охранников сперва было отшатнулись, изумленно и с некоторым испугом глядя на корчащегося приятеля. Миновали секунды, прежде чем они пришли в себя. Осмелели, гаденыши, поняв, что я собственно так и остаюсь практически в полной неподвижности. Оскалившись, один из них обошел «кресло», к коему я был прикован… Кстати, никто из этих людей так и не удосужился хоть как-то попытаться помочь своему приятелю, пострадавшему от моих щедрот.
— Стоять, — спокойный, неэмоциональный голос Холбика произвел впечатление разорвавшейся гранаты. — Этот человек является участником Игры, он под защитой Республики. Или кто-то из вас хочет занять его место?
Желающих не нашлось, что меня не слишком поразило. На Игру они любят смотреть, делать ставки, но вот становиться ее участником им как-то не улыбалось. Там ведь и убить могут, причем вероятность этого… ну да я уже говорил. Новый приказ и оставшиеся трое засуетились несколько в ином стиле: один из них связался с медработниками, двое других так и вовсе вымелись за дверь. Впрочем, сожалеть об их уходе я опять-таки не собирался.
— Так вы собирались переместить меня в информаторий, мистер Холбик? Если да, то у меня нет насчет этого никаких возражений.
— Неужели?
— Иронию, звучащую в вашем голосе, позволю себе считать неуместной, — нарочито бодро усмехнулся я. Хотя мутило меня от происходящего всерьез и качественно. Не готов я, как оказалось, к такому жестокому натурализму. А деваться некуда, приходится становиться более жестоким, бесстрастным и циничным. Иначе шансов и вовсе не останется. — Для меня нет ни малейшего смысла проявлять агрессию к вам лично и вашему персоналу. Конечно, это верно лишь до тех пор, пока не пытаются каким-либо образом повредить мне. Неважно: физически или же психологически. Ну а этот, — я кивнул на раненого, — который извергает свои потроха… этот кусок мяса ударил меня. Предполагал, что я беспомощен и не смогу ответить должным образом. Он ошибся.
Меж тем к покалеченному наконец прибыла медицинская помощь. Краткий осмотр, несколько озабоченных фраз и его мигом утащили на каталке, вкалывая какие-то препараты и очень сильно суетясь. Насколько я понял из обрывков фраз, шансы выжить у него были не самые высокие. О возможности в ближайшее время встать на ноги речи и вовсе не шло. Не я это придумал, не я…
— Так ты хочешь дождаться начала Игры и только тогда проявить свою преступную натуру?
— Не лицемерьте, Холбик, вы можете поберечь запасы ханжества и сладкой морали для тех, кто их оценит. Мне же они — как волу сухая кость… Нечто совершенно никчемное и полностью бесполезное. Игра для вас всего лишь средство власти, для ваших Гончих — возможность пощекотать испорченные нервы, почувствовать себя не абстрактными «гражданами Республики», а охотниками, воинами. Ощутить кровь, страх, смерть… Или, на худой конец, просто выпустить из глубины души то, что так долго и тщательно подавляется окружающей средой, всеми проповедями с экранов. Ты знаешь это не хуже, а гораздо лучше меня, Холбик. Мы оба знаем это — ты и я. Так что не надо разводить долгие беседы…
Он смотрел на меня с интересом. Видимо, никогда не слышал от жертв каких-либо умных вещей. Подозреваю, что все нестандарты, пойманные до меня, выли в этом кресле и молили о пощаде.
— Как хочешь, Крайц. Тогда я сейчас прикажу освободить тебя из неуютного положения, а ты временно наденешь на себя это, — на пол перед креслом с металлическим лязгом приземлились маленькие, но весьма хитры наручники. Те самые, что сковывают не запястья, а большие пальцы. Одно порадовало — нет гравитационных кандалов. — Подозреваю, что они не лишат тебя возможности убивать, но хоть как-то сдержат побуждения искалечить еще кого-нибудь из моих служащих.
— Договорились, Холбик.
— Приятно слышать разумные слова от такого шустрого убийцы… — скривился Гард Холбик, после чего нажал кнопку переговорного устройся и вымолвил. — Марио, зайди.
Ждать пришлось недолго. Уже через полминуты на пороге появился сухощавый мужчина с бледными, собранными в хвост волосами и огнем безумия в глазах. В них смешались жажда крови, боль и смерть. Зверь, дикий и очень опасный… Если мне было очень даже не по себе ощущать себя убийцей (хотя и убивал я, защищаясь), то этот тип совсем другого настроя. Первое, что он сделал — смерил меня пристальным взглядом охотника, Проверил свою жертву на предмет опасности и готовности сопротивляться. Результат? Никакой усмешки или презрительной гримасы он не родил. Что же до остального, то все впечатления так и остались за непроницаемой черной стеной, которой он отгородился от внешнего мира до поры до времени.
Жаль… что я не умею притворяться безобидной жертвой. Тогда можно было бы ввести его в заблуждение. Хотя… После двух точных трупов и одного очень искалеченного. Он чувствует во мне опасность. Вон как глаза недобро заблестели.
— Что вам будет угодно, командир? — Марио слегка поклонился.
— Освободи этого. Но аккуратнее, а то он может преподнести сюрпризы.
— Я это чувствую.
Чувствует он. Интересно, каким образом? То самое шестое чувство, что, по некоторым рассказам, появляется у тех, кто давно и профессионально привык изничтожать себе подобных? Возможно… Я далек от категорического отметания вещей, которые не слишком укладываются в привычную и сложившуюся картину мира. Однако, все это можно и потом обдумать, а сейчас Марио очень быстро и ловко открыл замки. После плавным движением перетек влево и вбок, наставив на меня широкое дуло пистолета неизвестной конструкции.
— Не дергайся, приятель, а то будет тебе пуля вместо жизни.
— Как-нибудь и без нее обойдусь, — усмехнулся я в ответ на сие оптимистическое замечание. — Что-то неохота мне самому заковываться в эти маленькие наручники.
— А кому охота? — резонно заметил Марио. — Но выбора у тебя нет.
— Тоже верно. Придется отложить естественный душевный порыв пришибить тебя до поры до времени.
— Оптимист…
Он широко улыбнулся, показывая большие желтоватые зубы.
Это я оптимист? Хм, тут он сильно ошибся. Надо опасаться этого убийцу с безумными глазами. Но показывать подкрадывающийся страх — очень глупо.
Жизнь… Какой же странный и жестокий поворот ты совершаешь, в кратчайшие сроки предлагая или стать существом из стали и ненависти или… просто помереть отнюдь не геройской смертью. Естественно, второй вариант меня совершенно не устроит.
Паршивая вещь — наручники. А особенно те, которые теперь на мне красовались. Очень короткое расстояние между гнездами, охватывающими большие пальцы. Практически невозможно использовать руки. Мда… Ну ладно, это ненадолго и к тому же мне по сути сейчас ничего не угрожает. А если какой-нибудь местный холуй с замашками мелкого садиста попробует наглеть, то я его и ногами смогу уработать. Да и руки, пусть скованные, очень даже пригодны для нанесения некоторых видов ударов. Не зря я много лет, начиная с самого детства, занимался крайне непопулярным в нашем миролюбивом обществе спортом — боевыми искусствами как с применением различных видов оружия, так и без использования оных.
