Тимофей смутился. Свет поднимал из глубин и рисовал на его лице все эмоции, которые он хотел бы скрыть.
— Выпимши был, — пробормотал он, очевидно, считая, что эта карта, как козырь, покроет все остальные.
— А сейчас ты, типа, трезвый, — прозвучало безжалостное. — Ты просто лжец. Лжец и трус.
Что-то случилось. По скорлупе лица Тимофея пробежала трещина, и свет засиял не только снаружи, на металлических коронках на зубах, но и изнутри. Вспыхнул и погас, будто перегорела проводка. Теперь на лице Тимофея Ефимовича не осталось ничего живого. Юра понял, что может относительно точно назвать его возраст. Ему было где-то около пятидесяти пяти. Возраст, который кажется космически недосягаемым, когда тебе восемнадцать, и начинает тревожно маячить впереди, грозить невыполненными, данными самому себе обещаниями ближе к тридцатнику.
В оглушительной тишине, разбавляемой только стуком дождя, Тимофей встал. Захватанная солонка шлёпнулась на бок.
— Я пойду, — сказал он хрипло, повернулся и, клацая сапогами, вышел наружу, оставив в качестве платы на столе серебряный кружок света.
— Иди, иди, — проводил его кто-то насмешливо.
— И ведь правда пошёл! — восхитился другой.
— Айда, посмотрим!
— А пойдёмте!
Помещение взорвалось деятельностью и через минуту опустело. Остались только несколько спящих людей, похожих в своём упадочном великолепии на египетских императоров, да хозяин, который возвестил: «Готова твоя бурда, эй!»
— Спасибо, — сказал Виль Сергеевич. Он быстрым шагом подошёл к стойке, забрал кружку с кофе, принюхался, удовлетворённо кивнул. Взял Юру под локоть. — Нужно спешить, пока они не ушли далеко.
Бармен ухмыльнулся.
— Эти не уйдут. Не дальше леса… такие вещи происходят в лесу, рядом с озером. Если ни разу не видели, милости прошу. Попросите — и господа посадят вас в первый ряд.
С улицы слышались крики: «Давай, давай, беги — а мы за тобой», «Чур, сапоги мои», и дьявольский хохот.
— Я не горю желанием туда идти, — сказал Юра, чувствуя, как кровь толчками перемещается по венам. От этих толчков вздрагивало всё его тело, так, что создавалось ощущение, что его колотит мандраж. Или это и есть мандраж?.. — Они не знают про даму в чёрном. Никто не знает. Нужно поискать в другом месте.
— Ты позволишь парню умереть?
— Думаете, он и правда…
— Не слышал что ли? Пошли.
Блог на livejournal.com. 2 мая, 16:25. Чувствую себя осмеянным.
…Клянусь, мои руки дрожали, когда я вскрывал конверт. Он был заклеен, как и полагается, было даже несколько марок, по пять и десять копеек, с Гагариным и каким-то политическим деятелем времён Союза. Обе строчки с адресами оставались пустыми. А внутри…
Ничего! Пара фантиков, от конфет фирмы «Красный октябрь». Я даже понюхал их — всё ещё хранили карамельный запах, хотя сами, похоже, были очень старыми. Кто-то берёг их, словно обрывки последних светлых воспоминаний о детстве. Возможно, так оно и было…
5
Дождь до неузнаваемости изменил город, разъярённый зритель, добравшийся до кресла почётного гостя на третьесортным ток-шоу и сорвавший с него маску. Капли ползли по воздуху как по стеклу. Дома похожи на старые, не продавшиеся пряники на полке магазина. Все дыры в асфальте залатали лужи, в которых плескалось хмурое небо. К капоту машины прилипли жёлтые кленовые листья; кто-то поставил сверху пустую бутылку из-под пива. Хорошо хоть колёса не спустили, — решил Юра. Он запахнул плотнее пальто, увидев, как на пиджаке мистера Бабочки под воротником расплылись тёмные пятна. Рукава его были безалаберно подвёрнуты, словно он собирался работать с чем-то грязным.
— Внучатая племянница вашей сестры? — спросил Юра, помассировав переносицу.
— Никто не любит копаться в генеалогическом древе, — ответил детектив улыбнувшись. — Кроме скучающих бабушек, но… ты видишь здесь хоть одну скучающую бабушку? Упоминание запутанных родственных связей вгоняет обычного человека в сон, а алкоголика — в кому.
Тимофея, который пообещал отдать себя лесам, Юра нигде не увидел. Зато его чёрная свита частично ещё была здесь. Большая часть уже ушла вперёд, хохоча, стеная, понося друг друга последними словами, втянулась в переулок между двумя домами, туда, где в просветах между пурпурными крышами темнела шапка леса.
— Эй, вы двое! — крикнул кто-то. — Что, попили кофейку? Давайте, чешите отсюда, пока по первое число не выписали!
Виль Сергеевич молча отсалютовал кружкой. Он был невозмутим, как медведь, наблюдающий за кропотливой работой пчёл в непосредственной близости от их жилища… но, присмотревшись, Юра понял, что эта складка у рта и опустившиеся брови говорят об обратном. Молодой преподаватель только начал разбираться в нехитром наборе эмоций, которые изредка позволяли себе исказить черты его нового знакомого, но удивление, даже нет, крайняя степень изумления в исполнении этого дородного, обстоятельного человека была ему незнакома.
Лишь когда почти все отстающие бросились догонять героя вечера, он смог разглядеть кое-что необычное. Без сомнения, настоящий детектив должен быть наблюдательным, но даже насквозь логический ум не торопился бы передать депешу в особые отделы головного мозга: «Да, это именно то, что я вижу». Все эти шерлоки холмсы, мисс марплы, огюсты дюпены прошли бы мимо, гордо подняв головы. А мистер Бабочка, сыщик-нищеброд или, если добавить немного литературности, экономный сыщик не прошёл. Всю свою жизнь он посветил поискам, подкреплённым надеждой и искренней верой, а теперь как будто не мог сказать себе: «Это оно!»
Но это было оно. Даже Юра мог подтвердить. Малость — отражение в луже. Точнее, два отражения. Одно принадлежало женщине с пропитым, ватным лицом, которая не слишком понимала, что она здесь делает в такую погоду, и было совершенно обычным. Паника на её лице ощутима почти физически; Юра давно уже заметил, что местные жители реагируют на обычную смену погоды не совсем ординарно. В обладателе другого он по длинным волосам узнал парня, что подзуживал Тимофея. Выглядело оно как холмик подтаявшего снега. Как комочек воска, который хорошо прогрели зажигалкой. Юра никогда бы не признал там человека, самое большое — Джаббу Хатта. Парень в отражении походил на бутон растения-мухолова, что вот-вот раскроет розовую пасть, полную зубов, чтобы проглотить женщину.
— Вы это видели? — шёпотом спросил Юра, когда они ушли. — Там, в луже! Что это с ним?
— Шшшш, — сказал Виль Сергеевич. Привычным жестом он потёр шею. Глаза горели, с бровей капала вода. — Сейчас мы с тобой пойдём следом. Тихо, не привлекая к себе внимания. Отражение в луже… не думаешь, что это может быть знаком? Тем, который мы искали. Пойдём, ну же, что ты стоишь! Пока они не ушли далеко.
— В жизни не видел ничего подобного, — Юра тряхнул головой. — Вы не думаете что это… обман зрения?
— Мы с тобой успели немного узнать друг друга. Во имя Господа, ты действительно полагаешь, что я способен списать такую вещь на обман зрения?
Они вышли из-под козырька и поспешили на звук голосов. Мужчина шумно отхлёбывал кофе, а между тем, по кружке звонко, как стеклянные шарики, стучали капли. Есть такая поговорка: «Под дождём пить чай можно бесконечно», и детектив, похоже, именно это и собирался делать.
— Я вот, например, школьный учитель, — сказал Юра. — Я не верю в Господа. Я верю в рациональность и в здравый смысл.
— Твой здравый смысл — просто собрание предрассудков, закреплённых, если можно так сказать, законодательно. В обществе положено каждого, кто скажет хоть слово против, объявлять полоумным и лжецом. Был у меня в практике случай. Человек потерял память и нанял меня, чтобы я по кусочкам собрал ему его прошлую жизнь. Включая все тайны, которые у этого человека были. Жизнь у него была так себе, вполне себе заурядная, да и тайн особых не водилось, разве что парочка довольно грязных и связанных с деньгами, — детектив раздражённо дёрнул бровью. — Так что я придумал ему новые.
