— Вашей жене введено седативное средство. Она была… расстроена. Что вполне понятно.
Шон кивнул. Каталка поехала дальше.
Иви ласково коснулась руки Шона и, оставив мужчин, пошла по коридору следом за дочерью.
— Она все время просила нас не оставлять ее одну в темноте, — пробормотал врач.
Шон на миг остановил на нем пристальный взгляд.
Потом он заспешил следом за Иви.
Альварес отвез пациентку в палату и вернулся в интенсивную терапию завершить свои вечерние обязанности.
В моечной еще была сестра, считавшая, что слишком хороша для кого бы то ни было. Она кивнула на двери темной операционной. Все пока что там, сказала она. Альварес послал ей воздушный поцелуй и вошел, включив при этом свет.
О содержании контейнера он и не думал. Такие вещи его давным-давно не волновали. Для него это были просто хирургические отходы. Мусор как мусор. Остатки, которые следовало снести вниз и свалить в мусоросжигатель.
Но то, что блестящий контейнер из нержавеющей стали оказался открыт и пуст, явилось для Альвареса полной неожиданностью.
С минуту он стоял, раздумывая над этим. Может быть, о контейнере за него позаботился Джонс? Но для чего было приносить контейнер обратно в явно нестерильном состоянии? Джонс кретин.
Санитар осмотрел помещение. В глаза ему бросилось что-то, ускользнувшее от его внимания, когда он входил. На полу. Темный размазанный след.
Внезапно исполнившись подозрений, Альварес присел на корточки, чтобы изучить этот след поближе.
Кто-то открыл одну из створок двери и вошел. Доктор Тэйлор. Он уже потянулся было к выключателю и в этот момент заметил сидящего на полу на корточках санитара.
— Вы что-то потеряли, Альварес?
— Да, доктор Тэйлор. Зародыш.
Он продолжал пристально смотреть на кровь.
Доктор подошел к нему.
— Это что, какая-то шутка, Альварес? — негромко поинтересовался он.
Санитар поднялся и молча указал на пол.
Врач нахмурился. Они вместе пошли по следу.
Зародыш они нашли засунутым подальше от глаз за стол анестезиолога.
По крайней мере, часть зародыша.
Позже Альварес рассказывал приятелям, что этот зародыш выглядел так, будто до него добралась крыса.
Доктор сказал коллегам, что эмбрион напомнил ему растерзанный сойками спелый инжир.
В Бостон они улетели вместе, из аэропорта Даллес.
В самолете Шон украдкой рассматривал Энджелу. Она похудела и казалась изможденной и осунувшейся. Глаза сохраняли странное выражение, словно взгляд Энджелы был обращен внутрь и сосредоточен на чем-то, видном ей одной. В них был странный свет… или тьма?
Поймав взгляд Шона, Энджела улыбнулась.
— Со мной все будет в порядке, — тихо сказала она.
Но между ними темным облаком повис незаданный, оставшийся без ответа вопрос.
Наконец, перед самой посадкой, она повернулась к нему. Спокойные глаза снова видели окружающее. Лицо разгладилось, стало безмятежным.
— Теперь все это позади. Мы снова хозяева своей жизни, — донесся до Шона сквозь вой турбин ее голос. Он подумал, что фраза звучит казенно, как заранее подготовленное заявление. — Он, наконец, получил то, что хотел, — печально прибавила Энджела, заметив по лицу Шона, что он сомневается.
Тогда он поверил ей.
Он был рад ей поверить.
Но она по-прежнему казалась далекой, чужой; неуловимо изменившейся.
После того, что Энджеле пришлось пережить, каково бы ни было истинное тому объяснение, его это не удивляло.
Его уже начали одолевать сомнения относительно собственной памяти. Он задумался, не поверить ли их бумаге. Возможно, позже. Пока что он не осмеливался заговорить об этом с Энджелой из боязни нарушить достигнутое ею хрупкое равновесие. Доктор настойчиво внушал ему, как важен покой для ее долгого выздоровления. Шон задумал было с кем-нибудь поделиться своей историей — со Стиви или с Джерри — но каждый раз в последний момент шел на попятный, пугаясь того, что о нем могли подумать. И чем больше он размышлял, тем сильнее сомневался, что все действительно происходило так, как он помнил. Он начинал верить в те лживые объяснения, которые дал, чтобы получить ссуду и возместить причиненный ущерб. Вандалы. К ним вломились вандалы. Они разгромили дом и уничтожили все оборудование. Для себя Шон нашел иное разумное объяснение. Кто-то подсыпал ему — им обоим — какой-то наркотик: «ангельскую пыль», эрготин, нечто подобное. Им что-то подмешали в воду. В дурь, которую они курили в тот вечер. Подсунули перенасыщенную травку. Галлюцинации. Временный параноидальный психоз.
Ничего неслыханного. Психоз продолжительностью сорок восемь часов. Почему бы и нет? Шон предпочитал любые объяснения вере в то, что все это происходило в действительности.
В конце концов, он каждый раз видел лишь бледный силуэт. Это мог быть кто-то в маске. Ползущая рука? Галлюцинация.
Таинственные смерти Маккея и Холлэндера? Совпадение.
Словно желая подтвердить свою правоту, Шон бросился в работу над фильмом о школе. Отснял ручной камерой несколько интервью с Джуди, Кло, детьми. Они оказались недурными. Непринужденными. Полными жизни. Качественными. Реалистичными. Злободневными.
Энджела дважды ездила с ним. Но теперь она все больше и больше времени посвящала живописи. Она купила мольберт и поставила его в кабинете. Считаясь с ее состоянием, Шон воздержался от критических замечаний. Терапия, твердил он себе. Назовем это терапией.
По непонятной причине они больше не занимались любовью. По вечерам либо Энджела уже спала, когда Шон приходил ложиться, либо наоборот. А в короткие зимние дни оба вечно бывали слишком заняты различными сценариями или требовавшими внимания хлопотами по дому.
Чем меньше времени оставалось до Рождества, тем более далекой казалась Энджела.
Вечером двенадцатого декабря Шон вернулся домой якобы после хождения по бостонским магазинам, а на самом деле — со свидания с Сюзанной. Он заметил, что Энджела поставила «пинто» неудобно, перед дверью кухни, поэтому не стал пытаться втиснуться рядом с ним, а оставил свой «стэйшн-вэгон» перед парадным крыльцом.
Он вошел через черный ход, виновато повторяя названия магазинов, которые собирался назвать Энджеле, если бы она спросила.
Внизу горел свет. Энджелы нигде не было видно.
На кухонном столе стояла кастрюлька с горячим дымящимся молоком.
— Энджела? — позвал он.
И внимательно огляделся.
Потом Шон заметил, что дверь подвала приоткрыта и в щели поблескивает свет. Он снова позвал:
— Энджела?
Она встретила его на верхней ступеньке подвальной лестницы.
Вид у нее был испуганный, словно Шон застал ее врасплох.
