– Художник наверняка обнаружил твое исчезновение и сейчас едет в Орэштие, чтобы подготовить нам «торжественную встречу». Мы бы проскользнули у него под носом, а так… – Она только рукой махнула и начала торопливо пробираться к выходу из вагона.
На вокзале нас ждал новый сюрприз – утренний номер газеты украшала фотография нашей группы и броский заголовок: «Восемь русских туристов исчезли прямо из своих гостиничных номеров. Поиски не дали никаких результатов».
– Вот ты и прославилась. – Нина с раздражением свернула газету. – Теперь нам проходу не дадут, все будут узнавать тебя в лицо.
– Я постараюсь не привлекать к себе внимания. Мы быстренько осмотрим музей и улизнем отсюда.
Меня удивило, как легко я прочитала незнакомый текст, хотя два дня назад не помнила ни слова по-румынски. Хотелось поделиться радостным открытием с Ниной, но сейчас она не была расположена к пустым разговорам.
– За последние девятнадцать веков ты явно разучилась слушаться свою старшую Сестру, – заметила она и торопливо пошла вперед.
Музей восковых фигур занимал второй этаж одного из домов в старой части города. Пройдя по крутой, вымощенной камнями улочке, мы, не сбавляя скорости, проследовали мимо двери, на которой болталась табличка «Музей закрыт по техническим причинам», и свернули в соседний переулок.
– Я знаю, как туда попасть. Пару раз совершала несанкционированные экскурсии. Будь осторожна, Яна, возможно, Художник устроил здесь засаду.
– Хорошо.
Как оказалось, проникнуть в музей можно было через чердак стоявшего вплотную к нему дома. Нина, а следом и я взобрались по пожарной лестнице, протиснулись в слуховое окошко, начали продираться сквозь заваленный хламом чердак. Я несколько раз чихнула, подумав при этом, что вдыхаю пыль веков.
– Между чердачными помещениями есть лаз, довольно узкий, но протиснуться в него можно.
Расстояние между балками действительно было невелико, но, к счастью, мы обе не страдали избыточным весом, а потому все же сумели протиснуться в эту щель. Дальше было легче – чердак, расположенный над музеем, не был таким захламленным, а дверь, за которой начиналась ведущая на нижние этажи лестница, была закрыта лишь на хлипкую задвижку, и Нина легко отодвинула ее при помощи ржавого гвоздя. Мы спустились на второй этаж, миновали темный глухой коридорчик, остановились у неприметной двери.
– Помни, манекены могут напасть на нас, – шепотом предупредила Нина. – Больше всего стоит опасаться висельника с обрывком петли на шее.
В памяти моментально всплыл отвратительный образ – мертвец с посиневшим лицом и ехидной ухмылкой. Повешенный не должен был смеяться, наверное, поэтому его насмешливый взгляд намертво отпечатывался в сознании тех, кто видел его хотя бы однажды.
– У Художника больное воображение, – заметила я. – И как он только мог додуматься до всех этих гнусностей!
– Триста с небольшим лет назад его повесили за бесчисленные злодеяния, и это до сих пор не дает ему покоя. Любимая тема, если можно так выразиться.
Сестра открыла дверь, бесшумно двинулась вперед, поманила меня рукой. Красный атлас занавеси скользнул по щеке, его прикосновение было нежным, шелковистым, но, честное слово, лучше бы это была настоящая змея! Сама мысль о том, что мне придется вновь пройти сквозь этот черно-красный лабиринт, вызывала нервную дрожь. Здесь обитал Ужас, заставлявший трепетать даже самого отчаянного смельчака. Разум подсказывал – это всего лишь имитация, игра, но легче от этого не становилось. И дело было даже не в том, что некоторые из фигур могли «ожить», сама атмосфера музея пробуждала самые сокровенные, спрятанные на донышке души страхи.
Нина включила фонарь, и его луч упал на изможденное мертвенно-бледное лицо с окровавленным ртом и острыми клыками. Упырь сжимал в смертельных объятиях юную девушку, на шее у нее отчетливо виднелись две небольшие ранки. Манекены были сделаны так искусно, что в первую секунду мне показалось, будто я вижу настоящего вампира и его жертву.
– Прикрывай мне спину, – шепнула Сестра. – Они предпочитают атаковать неожиданно.
Алые шторы закрывали обзор, и невозможно было угадать, что ждет нас впереди… Мы медленно продвигались по населенному восковыми монстрами лабиринту, когда внизу жалобно звякнул колокольчик. Кто-то вошел в дом, начал неторопливо подниматься по лестнице. Нина погасила фонарь. Едва лабиринт погрузился в темноту, как я почувствовала – манекены начали двигаться, бесшумно сошли со своих мест, обступили нас плотным кольцом, протянули навстречу свои холодные, как у мертвецов, руки. Они слышали биение наших сердец, наше дыхание и терпеливо ждали той минуты, когда сумеют оборвать наши жизни…
В помещении вспыхнул яркий, на миг ослепивший нас свет. Конечно же, восковые фигуры мирно стояли на своих местах, но мне от этого не стало менее страшно, может быть, я даже испугалась еще больше, сама не знаю почему. Я стояла возле уродливого до омерзения оборотня, которого изобразили в самый жуткий момент, когда тварь уже утратила человеческие черты, но еще не приняла облик животного. Желтые клыки урода сжимали отгрызенную руку с дорогим кольцом на указательном пальце.
– Жди здесь, я посмотрю, что происходит…
Сестра бесшумно скрылась в недрах лабиринта, оставив меня наедине с восковыми чудовищами. Маленькие злобные глазки оборотня сверлили спину, не позволяя оставаться на одном месте. Зная, что увижу еще много мерзкого и отвратительного, я все же двинулась вперед. Оборотень скрылся за алым занавесом, и тут мое внимание привлекла черная бархатная обивка стен, точнее, пересекавшая ее щель. Небольшое усилие, тихий скрип – и вот уже открытая дверка приглашала меня узнать ее тайну… Поднявшись на третий этаж, я вошла в просторную комнату, окна которой закрывали плотные ставни. Рассмотреть, что там находилось, было почти невозможно – пробивавшиеся сквозь щели тоненькие лучики света только намечали контуры предметов. А еще в комнате раздавался тихий навязчивый стук. Сначала мне показалось, что кто-то барабанит пальцами по столу, но потом я поняла, что ошиблась – вряд ли у человека могло хватить терпения не переставая выстукивать такую быструю, тревожную дробь. Скорее всего, это стучал свихнувшийся метроном. Рука скользила по стене в поисках выключателя. По правде говоря, мне не слишком хотелось включать свет – не вовремя разыгравшееся воображение рисовало жуткие картины того, что могло открыться моему взору.
Свисавшая с потолка лампочка без абажура осветила мастерскую скульптора. На стеллажах, тянувшихся вдоль стен, лежали восковые и гипсовые слепки, просторный стол был завален рисунками. Кажется, здесь можно было расслабиться. Подумав так, я бросила случайный взгляд на подоконник и едва сдержала испуганное восклицание. Стук исходил не от свихнувшегося метронома, по дереву действительно барабанили человеческие пальцы… Но самым страшным было то, что они существовали сами по себе – закрепленная на тяжелом штативе ладонь правой руки выбивала нескончаемую дробь, не замолкая ни на секунду.
