Ознакомительная версия.
— Оставьте вашу мерзкую книгу и отвечайте! Я хочу знать, где она.
— Где? В самом деле, где? Вот вопрос: где? Огромная тень колыхнулась на стене и месье
Нотт увидел, как три свечи погасли одна за одной; лунный свет проник через щель в шторах и скользнул на кресло капитана.
Теодюль, сжав кулаки, подошел ближе.
— Я вас ненавижу. Вы ее отняли в моей юности и отняли сейчас.
Он поднял руки на уровень плеч старика. Капитан сидел молча, недвижно, не обращая внимания на ревнивца.
Пламя трех других свечей исчезло, словно бы внезапно задутое, но лунные лучи отчетливо обрисовали контур капитана на фоне тьмы.
— Я вас убью, Судан, — завопил Теодюль.
Он схватил что-то холодное и дряблое, расслышал хриплый смешок, и его пальцы сомкнулись в пустоте. Торжествующе воскликнул:
— Мертв! Теперь она моя, только моя!
Вдруг ставни затрещали, раскрылись во всю ширь и золотисто-голубая волна лунного света хлынула в салон.
Теодюль закричал от ужаса: черная рыхлая масса висела в воздухе, приближаясь к нему с беспощадностью, которую он скорее угадал, нежели увидел.
В зеленовато-голубом мерцании вскинулись руки — фантомальные и гигантские, и постепенно проступило угрюмое неумолимое лицо.
— Мадмуазель Мари, — прошептал он, вспомнив кошмар далекой ночи.
В ноздри ударил тлетворный запах могилы: тварь, ползущая в зеленовато-голубом мерцании, накинулась на него, сдавила горло…
Но кошмар кончился, точно как в ту самую ночь: чудовищный туман цвета печной сажи вытянулся и уплыл по лунному лучу.
И на одну секунду Теодюль заметил в звездном небе величавый силуэт, который, уменьшаясь, сжимаясь, ринулся к окну с невероятной быстротой.
Свечи зажглись, ставни, закрываясь застучали, Теодюль оцепенел перед креслом…
Возле угасающего камина стоял Ипполит Баес и смотрел на него с печальной улыбкой.
* * *
— Ипполит! — Он не видел старого друга с тех пор, как, повинуясь зову судьбы, последовал предписаниям книги.
Месье Баес был в своем всегдашнем рединготе и держал трость с железным наконечником. Вдруг он поднял ее и указал на кресло.
— Ты не видишь его?
— Кого? Капитана Судана?
— Грязный, никудышный наглец, — фыркнул Ипполит Баес. — Там, внизу он именовал себя демоном книг, причем единственным, оставшимся на земле.
— Демон… демон, — бормотал ошарашенный Теодюль.
Компаньон вечерних застолий смотрел на него с жалостью и сочувствием.
— Мой бедный друг, срок наступил и я не смогу сделать для тебя ничего особенного. Задушив демона Теграта, или капитана Судана, ты уничтожил жалкий остаток земной жизни, оставленный ему адом. Но тем самым ты вернулся на другой план времени, который тебя отринул и не приемлет более.
Теодюль сжал пальцами виски.
— Что со мной произошло? Что я, в сущности, сделал?
Ипполит положил ему руку на плечо.
— Я должен сообщить тебе нечто весьма огорчительное, несчастный Теодюль. Капитан Судан… нет, Теграт — твой отец… И ты…
Теодюль не сдержал крика изумления и отчаяния.
— Матушка… Значит я… сын…
Ипполит прикрыл ему рот ладонью.
— Пошли. Уже пора.
Теодюль вновь увидел Гам, потом мост, потом площадь Сен-Жак и на сей раз обратил внимание на странное оживление в городе. Повсюду блуждали тени и слышались обрывки разговоров.
По-прежнему горел свет в таверне «Альфа», куда открыл дверь Ипполит, опасливо оглянувшись.
— Внимание! Сегодня доступ сюда открыт всем.
Он долго вслушивался в отдаленный уличный шум.
— Теодюль, как ты знаешь, Бог создал человека, Бог — его искупитель и спаситель. И однажды дух ночи, подобно обезьяне, в глумлении своем повторил ритуал любви и света. И родился…
Здесь он посмотрел на Теодюля с презрительным сочувствием, -… самый несчастный из людей, самый достойный… жалости.
— Ты прав, Ипполит. Я самый несчастный, самый ничтожный. О да!
Теодюль оглядел знакомый интерьер таверны и тяжко вздохнул.
— Каждый меня предал и ни один меня не любил.
— Да…а, — раскатился долгий и злобный крик.
Глаза Теодюля вспыхнули.
— Ромеона… мадмуазель Мари! Но Ипполит Баес покачал головой.
— Некто преисполнился сострадания к тебе, мой бедный друг. Увы, он не мог изменить твоей судьбы. Он шел рядом с тобой, защищал тебя от порождений кошмара. Он пытался остановить время, изолировать тебя в твоем прошлом, поскольку будущее сулило только цепь непрерывных ужасов.
— Ипполит! В тот день, когда случилась болезнь, я так ничего и не понял…
Баес повернулся к двери.
— Люди ходят по улице, — прошептал он. И затем продолжил:
— Он последует за тобой и дальше, хотя, возможно, это измена…
Теодюль почувствовал, что его друг говорит для себя самого, не адресуясь к нему. И тут его озарило.
— Великий Ноктюрн!
Баес улыбнулся и взял его за руку.
— Хе, хе, — пискнул голосок за их спиной. Ипполит обернулся и крикнул каменному идолу:
— Молчи, ты, урод!
— Молчу, — пропищало в ответ.
С улицы донесся говор и шум шагов. Теодюль Нотт пристально смотрел на витражи, где снова заметались багряные блики. Он поднял руку.
— Ипполит, я вижу… Полина Бюлю лежит на спине с проломленным черепом… Крысы грызут лицо Жерома Майера… Пульхерия Мейр горит в своем доме. Я свершил три убийства, согласно закону книги.
Вдруг дверь затрещала, стекла разлетелись вдребезги, лавина камней хлынула в таверну.
— Каменный дождь! — закричал Теодюль. — Круг замкнулся. Значит, в этот невероятный день восьмого октября… я прожил… всю… свою… жизнь!
Рьяная, орущая толпа заполнила черную улицу. В просветах фонарей и факелов мелькали искаженные ненавистью физиономии.
— Смерть убийце!
За одним из разбитых витражей появилось бледное лицо комиссара Сандера.
— Теодюль Нотт! Стойте!
Ипполит Баес вытянул руку и воцарилось загадочное молчание. Теодюль изумленно взирал на него.
Старик схватил каменного идола и швырнул в уцелевший витраж, который лопнул, как воздушный шар.
И Теодюль различил перед собой темную, тенистую дорогу, словно бы просеченную в неподвижной густой мгле. Она сходила под уклон, потом вздымалась и пропадала в багряной, немыслимой перспективе.
— Нам пора идти, — спокойно сказал Ипполит Баес.
— Кто… кто вы? — прошептал Теодюль.
С бешеными воплями толпа ворвалась в таверну «Альфа», но Теодюль уже ничего не видел и не слышал: его ноги ступали по бархатной траве, нежной, как пена.
Ознакомительная версия.
