А то, что делают с русскими крестьянами сейчас, разве это не рабство? Сначала студенты перед учебой бесплатно строили дороги и осушали болота, а теперь и их стараний стало мало. Что же такое происходит в тылу, если империи не хватает своих рабочих рук и приходится угонять новые? Производственных мощностей мало? Тогда стоило ли затевать войну, если, нет средств её оплатить?
Но война всё продолжалась, и ей не было видно конца. Все жили надеждой, что со дня на день, вот-вот, ещё чуть-чуть и Хитлер помирится со Сталиным, и тогда война, наконец-то, закончится. Но отчего-то вожди не мирились. А проблема с продовольствием, пока не вызрел новый урожай, вновь проявила себя. Паёк постепенно сократился вдвое, и солдаты стали промышлять грабежом в ближайших деревнях. Ойген же переносил лишения спокойно, ничего фатального в них не видя: «Просто сезонные неудобства», говорил он.
Тяжёлые дни наступили и для Сандры. Остатки батальона долго не участвовали в боях, а значит, раненых тоже не было. Кожа на её лице и руках начала заметно трескаться, ногти то и дело ломались. Сандра чувствовала, что все нутро постепенно ссыхается и сжимается в комок. На её заторможенность и вялость стал обращать внимание и командир батальона.
Однажды Сандра взяла Ойгена за руку. Его пульс еле прощупывался. Последствия выживания в штрафном лагере не преминули сказаться. Вот ведь парадокс — больше чем за полгода на передовой Ойгена ни разу даже не ранило, а он просто чах от потери сил.
— Тебе нужно больше есть, — заключила Сандра.
Он только грустно улыбнулся произнесённой ею глупости.
— Я отдам тебе свою пайку, — настояла Сандра. — Она мне и так не нужна.
— Шутница.
— Я говорю серьёзно. Я буду отдавать тебе свою еду. Но я хочу от тебя кое-что взамен.
— И что же? — рассмеялся он. — Может, хочешь взять натурой?
— Именно, — кивнула она, чем ещё больше развеселили Ойгена.
— А ты, однако, извращенка.
— Мне нужна твоя кровь, — в лоб заявила Сандра, чтобы пресечь поток сарказма. — Всего сто миллилитров раз в неделю. Можно и по двести миллилитров в две, по объему это всего лишь стакан.
Это откровение подействовало на Ойгена отрезвляюще. Улыбка вмиг пропала, и с минуту он не знал, что и сказать.
— Мне даже страшно спросить, зачем тебе это нужно.
— Я её пью.
Для неё самой это звучало так правдиво и естественно, что тяжело было представить, что может подумать на этот счёт Ойген. А он старательно делал вид, что не шокирован.
— Ты уверена, что с тобой всё в порядке?
— Нет, не в порядке. Уже много лет как не в порядке. Ойген, — она умоляюще посмотрела ему в глаза, — я загнусь, если не выпью крови.
— Это ведь не нормально, ты в курсе?
Нет, последние девятнадцать лет Сандра считала нормальным регулярно принимать кровь посредствам прямого переливанию, пусть это и выглядело в чужих глаза странно.
— Ты намекаешь, что со мной что-то не в порядке? — спросила она прямо, надеясь получит правдивый ответ.
— Нет, — пошёл на попятную Ойген, — просто…
— Просто я психопатка, а ты извращенец, так что нечего разводить сантименты. Я предлагаю равноценный обмен крови на паёк.
— С каких пор кровь стала равна хлебу?
— С тех самых, когда она заменила мне этот самый хлеб.
— Ты не ешь обычную пищу?
Этот отчаянный вопрос заставил разразиться откровением, которое Сандра не доверила бы никому, только боевому товарищу.
— Да, я не ем, не сплю, не старею и не умираю. Я чувствую, что со дня на день погружусь во что-то вроде анабиоза. У меня совсем не осталось сил. Если ты думаешь, что у меня плохо с головой, то почему меня отправили на передовую, а не в психиатрическую лечебницу?
В глазах Ойгена отразилось, если не понимание, то вера в её слова.
— А ведь ты вампир, Сандра, — произнёс он такие очевидные, но ранее не приходившие ей в голову слова. — Помнишь, когда-то в Ганновере жил Фриц Хаарманн. Он тоже время от времени попивал чужую кровь…
— И время от времени спал с мальчиками, пока не убивал их.
Ойген поморщился, словно говоря, что он-то точно не такой. А Сандра снова принялась за уговоры:
— Если ты чего-то опасаешься, то зря. Я не выкусываю чужие глотки. Я просто сделаю небольшой надрез на руке, а когда закончу, остановлю кровь. Я не сделаю с тобой ничего плохого.
Немного подумав, Ойген заключил:
— Ну что ж, если я не проливаю свою кровь на поле боя, значит, лишусь её с тобой.
В этот день Сандра обрела в боевом товарище не только хранителя её главного секрета, но и дарителя так нужной ей сейчас крови.
Теперь Сандра не могла не вспомнить многообещающих слов Лили, о том, сколько удовольствия ей дарит столь близкое кровопийство. Но даже в этом между сёстрами пролегла пропасть непонимания. Может потому, что Ойген никогда не будет любовником Сандры, а может потому, что он слишком устал, но его кровь ничем не лучше той, что она крала у раненых. Но Сандре и не нужны были изыски.
Батальон снова перемещался на юг. Затяжные дожди превратили дороги в месиво грязи, и всё вокруг стало труднопроходимым болотом, чавкающим под ногами. Лошади и люди, обросшие грязью и паразитами, выбивались из сил, машины буксовали каждые пятьдесят метров, то и дело, готовясь застрять навсегда. С неимоверными усилиями солдаты выталкивали транспорт из бездонной русской грязи, но тот снова увязал в ней. Когда дороги просыхали, приходила новая напасть. Ветер вздымал пыль в вихрях, облепляя одежду и волосы людей, забивая ноздри кашляющим лошадям.
Сандра старалась держаться подальше от лошадей. Она не имела ничего против этих благородных и несчастных животных. Просто в её присутствии они отчего-то начинали нервничать, фырчать, а то и вовсе вставать на дыбы, чем приводили в замешательство конюхов. Сандре вспомнилось и переменившееся поведение Дирка, потрёпанного пса-санитара, что пришёл в её дом вместе с Даниэлем. Милый ласковый Дирк вмиг переменился, когда Сандра стала пить человеческую кровь. Может и лошади чувствуют в ней нечто нечеловеческое, глубоко звериное?
Сандра успела привыкнуть к изувеченным телам людей на поле боя, но вид убитых лошадей в огромных лужах крови вызывал оторопь. В такие моменты на ум приходил только один вопрос: их кровь не хуже человеческой? Вряд ли. К тому же, лошади правильно делают, что боятся её.
И вновь бои. Долгожданное танковое наступление провалилось на корню. Из-за нехватки горючего всё лето боевые машины простояли без дела, а полевые мыши не теряли времени даром. Они перегрызли в танках все провода и устроили для себя уютные норы внутри боевых машин, после чего для дела те больше не годились.
