Мика оторвался первый, весь дрожа. Я плакала и не могла вспомнить, когда это началось. Кто-то еще плакал в темноте, и я, оглянувшись, увидела, что не только наши. Кто-то плакал из крысолюдов, повернувшись к нам с благоговением во взоре — а то и со страхом.
Что-то заставило меня посмотреть мимо них на опушку. Там стоял Ричард, без рубашки, одетый только в джинсы и какую-то обувь. От вида его, стоящего обнаженным в свете и тени звезд, у меня перехватило дыхание, не потому, что он красив, и не потому, что я его хотела, — это было всегда, — но потому что он вдруг, впервые, был диким. Не гнев его определял разницу. Я увидела его на опушке леса, как иногда неожиданно можно увидеть дикое животное, как оленя в сумерках, как что-то большое и мохнатое, промелькнувшее в свете фар, когда знаешь, что это не собака, а для лисы — слишком большое. Там стоял Ричард, и когда наши глаза встретились, молния пронзила меня с головы до ног и ушла в землю. Что бы ни сделал Ричард, разрушая структуру стаи, одно он сделал правильно — он принял своего зверя. Это было видно, как если бы вдруг на нем вырос костюм, сшитый по мерке и ловко сидящий.
Маркус, прежний Ульфрик, всегда одевался с иголочки, так что при взгляде на него можно было узнать царя. Ричард стоял без отличающей его одежды, но он был царем. Монарха делает сила, а все изысканные одежды без нее не помогают.
Мы смотрели друг на друга через всю поляну. Сквозь этот новый налет уютной силы вид его лица заставил болезненно сжаться мое сердце. Если бы я хоть что-то могла ему сказать, придумать, что сказать, чтобы было не так больно, я бы сказала, но никакие осмысленные слова не шли на ум.
Джемиль и Шанг-Да вышли и встали по обе стороны от него, и лицо у Шанг-Да было злым. Злость была, думаю, на меня. Джемиль смотрел на Ричарда, будто желал как-то его от всего этого оградить, как от пуль и когтей. Но некоторые удары не может от тебя отвести даже самый лучший телохранитель. Сейчас был именно такой случай.
Каково бы ни было лицо Ричарда, голос его прозвучал глубоко, громко и чисто.
— Добро пожаловать, царь крыс Клана Темной Короны. Добро пожаловать, Нимир-Ра и Нимир-Радж Клана Кровопийц. Милости просим в земли Клана Тронной Скалы. Сегодня леопарды показали нам, что значит воистину быть кланом, будь то ликои, пард или родере. Они показывают нам то, к чему мы все стремимся, — истинное слияние частей в одно целое.
Чуть-чуть горьковато прозвучали последние слова, но в целом — прекрасная речь, сердечная и приветливая.
— Теперь придите к нам в наш лупанарий, и посмотрим, сможете ли вы выиграть своего кота обратно.
В голосе Ричарда звучала злость, и я подумала, не придется ли Грегори заплатить цену за меня.
Ричард повернулся и исчез между деревьев, сопровождаемый Шанг-Да. Джемиль оглянулся на меня и последовал за ними.
Мика подался ко мне и шепнул:
— Я должен перед тобой извиниться. Мне очень жаль, что твой Ульфрик увидел нас в таком виде.
— Мне тоже.
— Я сказал, что твои коты в безобразном состоянии, и был не прав. Ты создала для них дом, а моим негде спрятаться.
— Что с вами всеми стряслось? — Это вряд ли была самая дипломатичная постановка вопроса, зато достаточная.
— Это очень долго рассказывать.
Мерль наклонился к нам и сказал так тихо, что я едва расслышала:
— Будь очень осторожен. Ради нас всех. — И они встревоженно и серьезно переглянулись.
— Что происходит? — спросила я.
Мика взял меня за руку и слегка поцеловал пальцы.
— Давай выручим твоего Грегори. Это же на сегодня главная задача?
Он улыбнулся, пытаясь так уклониться от моего пристального взгляда. Но я не отводила глаз, пока улыбка его не погасла и он не выпустил мою руку.
— Да, спасти Грегори — главная задача. Но я хочу знать, что происходит.
— Давай решать проблемы по одной, — предложил он.
У меня возникло отчетливое чувство, что, если бы они могли мне врать без конца, они бы так л сделали. Даже не столько врать, сколько скрывать от меня что-то. Это «что-то» воняло страданием и кровью, и как бы сильны они все ни были, звери Мики не составляли семью, не были одним целым. Странно, потому что мы с моими леопардами, какой бы ни творился в нашем парде бардак, были семьей. Даже больше, чем Ричард со своими волками. Ричард был так занят своей внутренней битвой и проблемами своей власти, что на прочее у него времени не оставалось.
— Дай мне сокращенную версию.
— А Грегори будет ждать спасения тем временем?
— Пару фраз, но пусть это будет правда, Мика.
— Мика! — предупредил Мерль тихо, но с силой в голосе.
Я подняла на него глаза:
— Мерль! Что вы от меня скрываете? Мика тронул меня за руку, чтобы привлечь внимание к себе.
— Я тебе говорил, что однажды мы попали под власть очень мерзкого типа, который все еще хочет нами владеть. Я ищу достаточно прочное место, чтобы быть от него в безопасности.
— Ты хочешь сказать, что этот тип придет за вами сюда, в Сент-Луис?
— Да.
— Большинство альф поняло бы намек, — сказала я.
Мика покачал головой:
— Этот не станет. Он никогда не отступится от нас. — Он стиснул мне руку. — И если он нас заполучит, тебе придется в конце концов иметь с ним дело.
— Он пуленепробиваемый? — спросила я.
Вопрос застал его врасплох, он наморщил лоб.
— Нет... я думаю, нет. Полагаю.
Я пожала плечами:
— Тогда какие проблемы?
Он посмотрел на меня:
— Что ты хочешь этим сказать? Что просто его убьешь?
Тут уж я посмотрела недоуменно:
— А есть причины, почему этого не надо делать?
Он чуть не улыбнулся, но вместо этого снова наморщил лоб.
— Просто убьешь его, вот и все. — Он будто обдумывал эту мысль, будто она ему раньше в голову не приходила.
— Его очень трудно убить, — заметил Мерль.
— Если он не быстрее серебряной пули, Мерль, то трудность преодолимая.
Рафаэль медленно подошел к нам мимо леопардов в сопровождении Клодии и Игоря.
— Мы привыкли думать, что твои леопарды ниже нас. То, что мы сейчас видели, вызывает у меня зависть.
— Я знаю, как обстоят дела у волков, — сказала я. — И знаю, что у них сейчас нет чувства дома. Сначала Райна и Маркус заставили их бояться друг друга, теперь моральные принципы Ричарда довели его до борьбы за собственную безопасность. Но у тебя и твоих ребят с виду все в порядке. Чем отличается то, что я сделала со своими леопардами, от того, что делают все остальные?
— Мне были на пользу твоя верность и твое непреклонное упрямство. Чего я до сегодняшнего дня не понимал, что ты спасала меня не потому, что я твой друг, и даже не потому, что это был правильный поступок. Ты не стала бы рисковать собой и своими людьми, чтобы спасти меня от пыток ради моральной правоты, которая так важна для Ричарда. Ты меня спасла просто потому, что для тебя мысль бросить меня на милость моих тюремщиков была неприемлема. — Он очень ласково коснулся моего лица. — Не ради понятий о правильном и неправильном, а потому что ты просто такая мягкосердечная.
У меня челюсть отвисла.
— Всякими словами меня называли, но мягкосердечной — никогда.
Он пощекотал меня под подбородком, как младенца.
— Не смейся над одним из своих лучших качеств. Ты любишь свой народ, как мать должна любить детей. Ты хочешь для них как лучше, даже если тебе самой от этого неловко, даже если тебе не нравится их выбор.
Мне пришлось отвернуться от него, чтобы не видеть этого восхищения, будто он смотрел на кого-то в сто раз лучше меня.
— Ты никогда не была царицей леопардов во плоти, но ты нас всех сегодня посрамила. Ричарду стало больно не тогда, когда он увидел тебя рядом с Микой, хотя и это было ожогом. Нет, ты показала нам то, чего мы все хотим добиться для наших кланов. Ричард думал, что его моральная правота приведет его туда, куда ты со своими леопардами уже пришла.
Я снова посмотрела на него:
— Мой пард — не демократия, и когда дело доходит до решений, у меня чертовски больше власти, чем просто президентское вето.
