Ознакомительная версия.
— Я не слишком разбираюсь в ваших чинах, — сказал я. — Вы военный?
Скорее, жандарм в чине, равном вашему подполковнику. Гестапо — вам что-нибудь говорит это слово? Гехайместаатсполицай. Тайная государственная полиция рейха, предназначенная для борьбы с инакомыслящими, недовольными и противниками режима. «На гестапо возлагается задача разоблачать все опасные для государства тенденции и бороться против них, собирать и использовать результаты расследований, информировать о них правительство, держать власти в курсе наиболее важных для них дел и давать им рекомендации к действию» — статья первая основного закона гестапо. Что-то вроде Комиссии Лорис-Меликова, где трудились вы по молодости лет! Дело для меня привычное, так что я быстро снискал лавры специалиста. Правда, обыкновенно я был на противоположной стороне, то есть искали и ловили меня. Надеюсь, что после победы Гитлера останусь в России надолго — мне в самом деле нравится здесь, я не кривил душой, господин Рязанов.
— И?
Он внимательно посмотрел на меня.
— И — что, господин Хазе? Я должен вас благодарить за столь милое изъявление любви к моей родине? Простите, но…
— Я вам неприятен вдвойне: раньше я был просто чуждым вам существом с неприемлемой для вас моралью, — перебил Хазе, — а теперь еще и захватчик, так? Что ж, странно было бы услышать от вас иное. Вы ничуть не изменились внутренне, господин Рязанов. Только внешне. Только внешне… Тем не менее я хочу предложить вам сотрудничество. Вы человек хотя и старый, но с несомненным опытом, обладаете огромными знаниями — в том числе такими, каких у ваших нынешних соотечественников не сыскать. Вы знаете, кто я таков, а это немаловажно. К тому же вам и вашей супруге нужно хорошо питаться, нужны лекарства, тепло и уют. Все это я вам обеспечу.
— Зачем я вам, Хазе?
— Я же сказал: вы знаете, кто я таков. Мне нужен помощник, с которым я могу позволить себе больше, чем с любым из своих подчиненных. Мне будет не в пример легче работать.
— Простите, господин Хазе, — нарочито сухо сказал я, поднимаясь, — но я не буду работать с вами. И даже не потому, что вы — демон во плоти. С этим я мог бы, наверное, смириться, ибо видел за долгую свою жизнь многих людей, которым вы как дьявол или демон в подметки не годитесь. Но я никогда не стану работать с теми, кто пришел на мою землю и залил ее кровью. Мой сын отказался от меня сразу после революции, потому что мы не могли понять друг друга. Но сегодня он воюет против вас, и мой внук тоже ушел на фронт добровольцем. Что же вы предлагаете мне, господин Хазе?
— Жизнь, — ответил он. — Что ж, глупый старик, подумайте до завтра. Завтра в полдень к вам приедут мои люди и привезут вас сюда. Надеюсь, вы примете правильное решение. В любом случае вы знаете так много, что я не собираюсь выпустить вас из рук. Вы не сбежите — только дайте слово, и вы его исполните, я знаю.
Я дал слово.
«И исшед вон, плакаху горько». Евангелие — на редкость глупая, никчемная и бессвязная книга, творение неведомых и неумелых беллетристов, ан поди ж ты, как хороша для цитат!
«…И вот я сижу дома и пишу эти строки. Наташа приготовила ужин — кашу из остатков крупы и кусочка сала, которое я все же выменял сегодня на портсигар. Это мой последний домашний ужин, потому что завтра я уеду в гехайместаатсполицай и уже не вернусь оттуда, ибо решения менять не собираюсь. Надеюсь, что Наташу они не тронут — она ничего не знает и им не нужна. Дневник я спрячу — может быть, когда-то кто-то прочтет его и узнает для себя то, что я столько лет носил невысказанным… Если только к тому времени демоны не победят. Но даже если они победят — может быть, эти строки что-то подскажут моим потомкам, чем-то помогут им, кого-то спасут. Ибо демоны не только вокруг нас, но и внутри; и я не возьмусь сейчас сказать, какие из них сильнее…»
Друг мой читатель!
Прежде всего я прошу прощения у тебя за то, что слишком затянул с завершением романа «Чудовищ нет». Его судьба оказалась довольно запутанной: вначале я планировал сделать две книги, потом — одну (памятуя о неких треволнениях вокруг «Чисел и знаков», которые кое-кто хотел бы видеть не трехтомником, а одной книгой), потом — снова две… В итоге все равно получилась одна, зато собою потолще.
Писать «Чудовищ» я начал очень давно — когда мне в руки попало старое кэдменовское издание Клайва Баркера. Помните, в суперобложке, с ужасным переводом? Именно строки из «Ночного народа», взятые одним из эпиграфов к «Чудовищам», стали первым толчком — точно так же, как в «Числах и знаках» отправной точкой был огонек в лесу, увиденный из пустого купе ночного поезда.
О чем будет роман, я, когда начинал его, еще не знал. Красная «Волга» со сверкающими хромом деталями, девочка-демон появились значительно раньше, чем Иван Иванович Рязанов и мятущийся Достоевский, а уж стрельба в подвале недостроенного дома и вовсе взялась из давнишнего незавершенного романа «Убийца птиц и мелких животных» (образца аж 1992 года). Я не скреб по сусекам — просто все, что нужно, к месту вспомнилось и пригодилось.
Отдельно хочу заметить, что к народовольцам я лично отношусь вполне спокойно и даже с симпатией. Но в том и интерес — писать «от противного», представить, как думает и что чувствует человек с полярно иными взглядами. Поэтому у меня получился Иван Иванович Рязанов. Он тоже вырос не сам по себе: в 1988 году я сочинил стихотворение (баловался я тогда такими глупостями, стыдно сказать), которое начиналось так:
Марксист Иван Рязанов
Приехал из Лозанны,
И надо ж, рассудил Господь
Бедняге заболеть.
И помер он от глотошной, —
Был вызван околоточный,
С тем чтобы констатировать
Случившуюся смерть.
Там дальше было еще много всякого, и я даже читал это стихотворение, когда поступал на литфак Брянского пединститута, на что мне сказали, что здесь учат не на журналистов и писателей, а на учителей русского и литературы. Поздравляю господ соврамши: из меня получился как раз журналист и писатель! Еще, помню, спрашивали меня, что такое «глотошная» и «околоточный». Я ответил, а вы, если не знаете, «более подробно смотрите в Интернете», как пишет переводчик Вебер.
Простите, отвлекся; хотел сказать, что ни от марксиста, ни от глотошной не сохранилось ничего, а вот имя и фамилия остались.
Исторический роман я писать не собирался, однако был тщателен в деталях, хотя, вполне возможно, что-то и упустил — я все же не специалист. Надеюсь все же, что историческая часть у меня получилась достаточно аутентичной, ибо насчет части современной я волнуюсь куда меньше — писать о том, что видишь из окна, всегда легче.
Ознакомительная версия.
