Лаверн приземлился на спину у подножия лестницы на том самом месте, где умер его сын. С неожиданным для столь преклонного возраста проворством убийца устремился по ступенькам вниз, опустился на колени возле беспомощно барахтавшегося полицейского и вонзил кинжал прямо ему в сердце. Раз, два, три. С губ Лаверна слетела невнятная и, увы, бесполезная угроза, и суперинтендант затих, устремив в пространство безжизненный взгляд. С ним было покончено. Однако для того, чтобы окончательно убедиться в этом, старик прижал к горлу жертвы лезвие кинжала и одним движением перерезал его.
Норт всегда обходился с преступниками именно таким образом. Он был рыцарем двенадцатого века, для которого убийство — дело обычное. Столь же обычным был и отвратительный запах, исходивший от его тела. Не запах гниения, а запах человеческого тела, типичный для людей того времени. По телу Норта ползали черные вши — они обитали в седых волосах и были постоянными спутниками его жизни вплоть до самого смертного часа. Отказываясь признавать время, Норт существовал вне его. Он был неживым и в то же время неумирающим олицетворением силы воли.
Старик беззаботно вытер смертоносное лезвие о рукав своей жертвы и выпрямился. Грязно выругавшись, старый рыцарь взмыл в воздух и в следующее мгновение оказался на верхних ступенях лестницы перед комнатой, где находилась его следующая жертва. Стоя на лестничной площадке, Норт понюхал воздух и похотливо ухмыльнулся. Он обычно без труда распознавал запах женщины. Открыв дверь спальни, старый рыцарь стал вглядываться в темноту.
Со стороны дальней стены комнаты донесся чей-то испуганный вздох. Вспыхнул свет. Женщина сидела на постели, закрыв руками лицо. Норт снова зловеще усмехнулся и, оторвавшись на несколько дюймов от пола, пролетел по диагонали в глубь спальни прямо к кровати.
К его удивлению, в постели оказался еще один человек. Рядом с женщиной лежал мужчина. Когда Норт оказался почти рядом с ними, мужчина поднялся в постели и что-то крикнул. Норт замер, его мучнисто-белый лоб сморщился от ужаса. Фигура на кровати принадлежала не кому иному, как Лаверну, существу, которое он только что лишил жизни.
* * *
Лаверн дремал, лежа рядом с Донной, не зная, что его дух еще не готов уснуть. Ему приснилось, что в дом пробрался Томас Норт. Проснувшись, Вернон понял, что ночной кошмар обернулся явью. Совершенно не думая о собственной безопасности, он спрыгнул на пол, оказавшись между Донной и незваным гостем из далекого прошлого.
— Вернон! У него нож! — пронзительно вскрикнула Донна.
Пока старик силился понять, кто же стоит перед ним, со стороны донесся какой-то шорох. Норт крутанулся волчком и оказался перед еще одним Лаверном, который рассмеялся ему в лицо.
Разъяренный этой уловкой, Норт резко взмахнул кинжалом, угодив противнику в горло. Однако прямо на его глазах свежая рана самым чудодейственным образом срослась.
Наконец Норт все понял. Он сражался с призраком, а не с живым человеком.
После этого оба Лаверна одновременно набросились на Норта, пытаясь стащить его вниз, на землю. Однако одолеть старого рыцаря было не так-то просто. Он с истинно демонической силой отражал выпады своих соперников. По мере того как они все больше и больше выдыхались и понемногу стали впадать в уныние, Норт без устали продолжал поединок, со свистом рассекая клинком воздух, яростно сверкая излучавшими безумную энергию глазами.
Донна уже выбралась из постели и стояла в углу возле окна. Глаза ее были закрыты. Осознавая поражение, Ла-верн вернулся в свою телесную оболочку — бросился на нее, прижав спиной к стене. Руки Вернона были раскинуты в стороны, как будто его распяли на кресте. У суперинтенданта перехватило дыхание, по телу струились, капая на ковер, пот и кровь, руки были покрыты глубокими рваными ранами. Оставшихся сил вряд ли хватило бы для того, чтобы поднять голову.
Норт заметил это, и его узкие плечи содрогнулись от злобной радости. Затем, все еще паря в воздухе, старик вновь занес над жертвой разящую сталь кинжала. Лаверн издал горестный вздох. Донна схватила его за руки, пальцы их переплелись.
— Прости, любовь моя, — произнес Вернон.
Вместо ответа Донна еще крепче сжала его руки.
В следующее мгновение Лаверн ощутил, как в лицо ему повеяло холодком. Он открыл глаза и увидел, что старик отвернулся от него и устремил свой взгляд на стену над кроватью. Посмотрев в том же направлении, Лаверн увидел бледный мерцающий свет. Затем кто-то шагнул сквозь стену прямо в комнату. Вернон ощутил прилив радости. Однако его надеждам на вторжение ангелов не суждено было сбыться. Новоприбывший оказался Хьюго Принсом.
Это был все тот же Принс, слегка разложившийся внешне, но в общем-то мало изменившийся. Его бледное лицо несколько потемнело после смерти, а саркастическая усмешка вызывала ощущение, будто он сам не перестает удивляться постигшей его судьбе.
Старик шагнул вперед, раскрыв объятия кахуне. Кивнув в сторону Лаверна, Норт решительно вложил кинжал в руку своего мертвого потомка и потрепал его по плечу, как бы говоря: "Давай, смелее".
Если у кого и имелась причина лишить жизни Вернона Лаверна, то это, несомненно, у Принса. Однако вместо того, чтобы выполнить безмолвное пожелание старого Норта, Хьюго замешкался и повернулся к Лаверну, глядя на него странным вопрошающим взглядом.
Обрадованный Вернон понял, что Принс ждет его приказаний. Собственно говоря, это был даже не Принс, а его нижний дух. Поскольку от Лаверна зависело, попадет Хьюго в нижний мир или нет, теперь он считал своим хозяином именно Вернона. Норт с вежливой улыбкой продолжал вопрошающе смотреть на своего наследника, не понимая причины его нерешительности.
Зато Лаверн все понял и, глядя Принсу в глаза, кивнул.
Хьюго стремительно обернулся и со всей силы метнул кинжал прямо в сердце Томасу Норту. Старик вскрикнул и замахал руками. В то же мгновение его охватили языки огня. Принс сжал руки на горле старого рыцаря и принялся душить его. Затем огонь охватил и самого Хьюго. Оба призрака слились в бешеном пламени и, причудливо извиваясь в воздухе, обратились в ничто.
Когда Донна открыла глаза, в комнате никого не было. Вернон помог ей дойти до ванной комнаты, где ее мучительно вырвало. Лаверн дал жене две таблетки успокоительного и уложил в постель. Затем, не раздеваясь, лег рядом. Раны на его руках были перевязаны первыми попавшимися тряпицами. Он не переставал удивляться тому, что нож, лишивший жизни Томаса Норта, не смог причинить вред его собственному призраку. Потом вспомнил, что Принс и Норт были разными внешними оболочками одного и того же человека. Вернон решил, что если одна душа не может уничтожить другую, то любая душа свободно может уничтожить саму себя.
