Асакава повесил трубку. Взглянул на Рюдзи. Тот уже успел перевернуться на спину и неподвижно лежал с плотно закрытыми глазами. Асакава потряс его за плечо:
— Рюдзи, давай вставай!
Асакава и сам не знал, сколько времени он проспал. Его обычная норма – пять-шесть часов, не больше. Но сегодня, судя по ощущениям, он перевыполнил свою норму на все сто. Давненько ему не удавалось так хорошо выспаться.
— Рюдзи! Если мы сейчас же отсюда не уберемся, нам придется платить еще за одну ночь.
Асакава с силой тряхнул приятеля. Но тот не проснулся. Асакава машинально перевел глаза со спящего Такаямы на журнальный столик. На нем стоял белый пластиковый пакет. Асакава моментально понял, что именно в нем находится.
Память потихоньку стала возвращаться к нему, события вчерашнего вечера одно за другим выплывали из темноты, как воспоминания о дурном сне.
…в ужасе я, кажется, звал Садако по имени. А она оказалась такой маленькой, что, извлеченная из прохладной, влажной земли, целиком уместилась в пластиковом пакете… Вода на кухне капает…
Вчера поздно вечером на кухне Рюдзи отмывал кости Садако от прилипшей к ним грязи, и теперь вода мерно капала в раковину, как едва слышное напоминание о вчерашнем вечере.
По идее, еще до того, как они вытащили кости Садако из колодца, Асакава должен был умереть. Но вот наступило утро, а он все еще жив.
Его просто распирало от радости. Смертельная опасность, нависшая над ним, миновала, и жизнь заискрилась всеми красками, засияла, наполнилась новым смыслом. Череп Садако стоял на журнальном столике как мраморное украшение.
— Рюдзи! Кому говорят, вставай! — У Асакавы появилось дурное предчувствие, где-то в глубине душе он так и не верил, что все уже позади. Приложив ухо к груди Рюдзи, он пытался услышать сквозь пижаму стук сердца, ведь если сердце бьется — значит, Такаяма жив… Именно в этот момент у Асакавы на шее сомкнулись две ручищи. Он впал в панику и отчаянно пытался ослабить хватку, смешно взмахивая руками.
— Хе-хе. Придурок. Ты что, поверил, что ли, что я умер? — с этими словами Рюдзи опустил руки и залился неожиданно звонким, каким-то детским смехом. Асакава хмуро посмотрел на него. Даже если бы сейчас рядом с кроватью вдруг возникла ожившая Садако, а Рюдзи корчился бы на полу в агонии, вцепившись руками себе в волосы, то Асакава и в это с легкостью поверил бы.
…тоже мне шуточки. После всего вчерашнего я уже ничему не удивлюсь…
Асакава хотел было сказать грубость, но сдержался. Слишком многим он был теперь обязан Рюдзи.
— Ладно, не самое удачное время для шуток.
— Око за око, дружище. Ты меня вчера тоже порядком напугал, — сказал Рюдзи с улыбкой, все еще лежа на спине.
— Не пугал я никого.
— Ну да, а кто потерял сознание прямо на дне колодца? Я даже заволновался, думал, ты там окочурился. Ведь время-то у тебя к тому моменту уже вышло…
Асакава растерянно хлопал глазами.
— Не помнишь? То-то и оно. Вечно ты за счет других выезжаешь, подлец, — подытожил Рюдзи.
Еще секунду назад Асакава не помнил, как он выбрался из колодца, но после слов Такаямы все встало на свои места. Ему вспомнилось, как он из последних сил цеплялся за веревку, медленно ползущую вверх (между прочим, поднять шестьдесят килограммов на высоту пять-шесть метров не так-то просто даже для такого силача, как Рюдзи Такаяма) Асакава еще тогда подумал, что все это очень похоже на тот случай со статуей Одзуны, которую мать Садако поднимала с морского дна. Только вот Сидзуко Ямамуре достался в награду дар прорицания, а Рюдзи, выудивший Асакаву со дна колодца, заработал только мышечную боль.
— Рюдзи, — с чувством сказал Асакава.
— Чего?
— Я так тебе благодарен, ты не представляешь!
— Кончай выкобениваться.
— Нет, серьезно! Если бы не ты, я… Да я вообще не знаю, где бы я сейчас был. Теперь я твой должник!
— Ладно, хватит уже. С души воротит. Что мне с твоей свинячей благодарности?
— Ну, может, тогда пойдем пообедаем? Я угощаю.
— Ну уж это само собой.
Рюдзи, крякнув, рывком поднялся с кровати и вихляющей походкой двинулся в туалет. Было видно, что ноги его не слушаются — похоже, вчера он тоже здорово устал.
Обедали они в ресторане, расположенном в главном корпусе «Пасифик Лэнд». Асакава ненадолго оставил Рюдзи, вышел в вестибюль и позвонил с телефона-автомата жене. Он сказал, что, как и договаривались, в воскресенье он приедет в Асикага на машине, заберет их с дочкой и они втроем поедут в Никко.
— Так значит, ты уже закончил с этим делом? — спросила Сидзука.
— Вполне возможно, — нехотя ответил ей Асакава. А что еще он мог ей ответить?
Наверняка Асакава знал только одно — недельный срок истек, но он до сих пор жив. Тем самым ему ничего не оставалось, кроме как убеждать себя в том, что загадка Садако разгадана.
Он повесил трубку и прислушался к своим мыслям и ощущениям. Слишком много непонятного было во всей этой истории. Слишком много вопросов осталось без ответов. И тот факт, что он все еще не умер, к сожалению, ничего не доказывает. Хотя очень хочется верить в то, что теперь все страхи позади.
Асакава вернулся в ресторан. Ему было интересно, есть ли у Рюдзи какие-нибудь сомнения на этот счет, поэтому, усевшись за стол напротив приятеля, он первым делом спросил:
— Слушай, как тебе кажется, теперь мы можем наконец спокойно вздохнуть? Это хеппи-энд?
Пока Асакава разговаривал по телефону с женой, Рюдзи успел умять все без остатка. С довольным видом взглянув на Асакаву, он ответил вопросом на вопрос:
— А как там твои девчушки? Обрадовались?
— Ну обрадовались, и что с того? Скажи лучше, ты ведь тоже не уверен, что на этом все закончится, а?
— А что, тебя что-то беспокоит?
— А тебя нет?
— Ну…
— Да говори наконец.
— У меня из головы не выходит старухино предсказание. «Нали ште рождаш догодина». «В следующем году родишь». Помнишь или уже забыл?
Стоило Асакаве убедиться, что у Рюдзи тоже кошки на сердце скребут, и его собственные сомнения перешли в уверенность.
— Может быть, она имела в виду Сидзуко?
— Это исключено. Все, что записано на кассету, имеет отношение только к Садако, а это значит, что бабулька обращается именно к ней. То есть Садако должна была кого-то родить. — Рюдзи сказал как отрезал.
— А старуха не могла ошибиться?
— Единственная, кого можно заподозрить в ошибке, — это сама Садако. Но учитывая, что в ста случаях из ста ее предсказания сбывались, то сам понимаешь…
— Но она же физически не могла родить!
