Я телеграфировал своему агенту в Нью-Йорк, чтобы держал фонды наготове. Уже сегодня вечером я буду в поезде на Каир, а там меня ждет музей (куда вообще-то надо был отправиться в первую очередь). Я постараюсь убедить их в том, что говорю правду, и вообще в важности моего открытия. В Книге Мертвых указаны способы умиротворения Великого Сокола при помощи заклинаний: со сверхъестественным можно бороться только сверхъестественными же методами! И когда Хор успокоится, мою находку можно будет каталогизировать и опубликовать, а мое имя займет по праву причитающееся ему место во главе списка выдающихся египтологов.
На тот случай, если со мной что-нибудь произойдет… – я печатаю это под копирку и передам экземпляр одному из живущих здесь бизнесменов, Майклу Киртону, потому что он во всем этом деле – лицо наименее заинтересованное и вряд ли станет выдумывать на этот счет какие-то собственные теории.
Джордж Уоррен
Эта копия подписана лично Джорджем Уорреном. Очень хорошо, что он успел передать мне рукопись, так как на поезд он вечером не сел. Оригинал отчета так никто и не увидел.
Примерно в час отхода поезда тело Джорджа Уоррена было обнаружено у него в комнате. Причину смерти установить не смогли: он просто лежал у себя на кровати лицом вниз, сцепив, что само по себе достаточно любопытно, обе руки на шее под затылком. В комнате царил жуткий беспорядок. Вся она была буквально усыпана перьями.
Майкл Киртон
Стефан Алетти. Комната в подвале
Я пишу эти строки в попытке пролить хоть какой-то свет на недавнюю серию ужасных убийств, всколыхнувших Лондон. Никаких реальных улик у меня нет – ничего, кроме знания, что по городу свободно бродит опасная тварь, с привычками которой я невольно и помимо всякого своего желания оказался знаком. На текущий момент было совершено семь убийств. Четыре жертвы – женщины, две из них пожилого возраста, две – совсем молоденькие; из остальных троих один – некий бизнесмен не вполне определенного рода занятий, другой – лавочник, третий – офицер полиции, явившийся на крики одной из жертв. Все преступления случились ранним вечером или ночью и в особо темных местах, таких как оканчивающиеся тупиком закоулки, узкие проходы между домами, внутренние дворы и т. д. И все – неподалеку от номера двенадцать по Кэннингтон-лейн, что в Челси.
Никаких сексуальных обертонов в преступлениях не наблюдалось. До единого источника их можно проследить разве что по причине особого зверства. В каждом случае жертву буквально разорвали на куски, хотя отсутствие следов от зубов позволяет предположить, что убийца – все-таки человек. Скажем так, гуманоид. И нет, это не какой-нибудь там безумец, рыщущий в ночи по улицам и жаждущий воплотить свои сексуальные фантазии, подобно прославленному Потрошителю из предыдущего поколения. Я уверен, что это существо – представитель вида, находящегося за пределами человеческого бытия и понимания. Полиция не станет меня слушать – после двойного убийства сэра Гарольда Волвертона и его камердинера они бы вообще предпочли забыть о моем существовании. Если бы то дело получило заслуженное освещение в прессе, достаточное количество восприимчивых людей пришло бы к тем же самым выводам, с которыми я намерен вас ознакомить, но ввиду высокого положения жертвы и богатства ее наследников, а также недавнего окончания бурской войны, журналисты полностью его проигнорировали.
Нет, я-то обрел некоторую славу. Я ни в коем случае не был самым известным или влиятельным в Англии исследователем психических феноменов – или, как сейчас говорят, «охотником за призраками» – но вообще-то проделал в свое время недурную работу для Общества Психических Исследований, колледжа Психических Наук и Мэрилебонского Спиритического Общества. Я опубликовал несколько монографий, написал книгу по спиритуализму, выпустил несколько брошюр, где описывал свои приключения в разных так называемых «домах с привидениями». Сэр Гарольд Волвертон некогда состоял президентом Королевского Колледжа – в те времена он был самым респектабельным из джентльменов, занимавшихся этой не столь уж респектабельной наукой. Его работы считались самыми здравомыслящими и академически корректными из всех, что вообще выходили из спиритуалистской среды. Скажем прямо, тогда сэр Гарольд единственный из всего нашего братства обладал достаточно приличной репутацией, чтобы появляться на публике, не боясь слишком узких лбов, к несчастью, поставляемых в комплекте с чересчур большими ртами.
Где-то в 1885 году в Лондоне произошла чрезвычайно таинственная трагедия. Сэр Гарольд, тогда едва-едва произведенный в рыцари, собирался жениться на юной леди из хорошей семьи, по имени Джессика Тернер – да, приходившейся родственницей тому самому художнику. Она погибла при весьма загадочных обстоятельствах, после чего сэр Гарольд распустил свое Спиритуалистическое Общество Челси и совершенно отошел от светской жизни. То был бурный период в истории империи, происшествие вскоре было вытеснено другими, более интересными новостями, и со временем о нем совершенно забыли.
Однако на прошлой неделе я неожиданно получил от сэра Гарольда письмо с приглашением явиться к нему в дом на Кэннингтон-лейн. Времени на ответ я тратить не стал и вскоре уже сидел в экипаже, пробиравшемся через извилистые улочки Челси.
Сказать, что я был потрясен видом сэра Гарольда – это не сказать ничего. Всем знакомы его фотографии в расцвете сил: широкая грудь, грива рыжих волос спадает на уши и чуть ниже сливается с пышными усами; в зубах непременно массивная сигара, которой он величаво дымит – чем не квинтэссенция британского джентльмена! Я, конечно, понимал, что эти снимки сделаны двадцать лет назад, но никак не ожидал, что время обойдется с моделью так безжалостно. Лицо у него было совершенно голое, а на голове виднелся венчик легких, клочковатых, совершенно седых волос. Он сидел в кресле-каталке, с закутанными в плед ногами. Толстые руки, некогда такие сильные, паралитически дрожали; глаза – в юности и в зрелые годы самая повелительная его черта – были пусты и влажны. В год трагической смерти невесты ему стукнуло сорок – теперь никак не могло быть больше чем, под шестьдесят. Выглядел он, однако, на все восемьдесят.
– Я решил, – молвил он, следя, как лакей выходит из комнаты и закрывает за собой раздвижные двери, – опубликовать мои дневники за 1884 и 1885 годы. Они заканчиваются той ночью, когда умерла моя невеста, Джессика. Вы поможете мне все организовать?
– Разумеется, сэр Гарольд, – ответил я. – Но наверняка есть люди, которые сделают это для вас более профессионально, поскольку лучше меня знакомы с данной областью. Я сам вообще-то работаю через литературного агента.
– Я выбрал именно вас, – прервал меня он, – и тому есть несколько причин.
Он с усилием подъехал к книжному шкафу, нетерпеливым жестом велев не беспокоиться, когда я вскочил, чтобы предложить ему помощь. Взяв с полки два красиво переплетенных тома, он покатил обратно к столу и бросил их на сукно. Поднялось огромное облако пыли – возраст фолиантов был явно солиден.
– Во-первых, – продолжил он, – вы, предположительно, ученый. И будучи ученым, должны проследить, чтобы их опубликовали именно как отчеты о научных экспериментах. Их ни в коем случае не должны считать романом или еще какой художественной литературой. Это серьезная книга, и восприниматься она должна серьезно. Во-вторых, я считаю вас джентльменом. Как в любом дневнике, здесь есть аллюзии на определенные вопросы частного характера, которые при издании нужно полностью убрать. Могу я вам доверить эту задачу?
– Да, вне всякого сомнения, – сказал я. – Но почему, позвольте спросить, вы так долго откладывали публикацию дневников, если они содержат столь важную научную информацию?
Некоторое время сэр Гарольд молчал.
– Вы забываетесь, – сказал он наконец, когда тишина уже стала невыносимой. – Вы, молодые, считаете все, что делаете, таким новым и волнующим, а между тем мы, в Обществе Челси, проделывали все то же самое еще пятнадцать лет назад. И мы тоже мнили себя учеными! И, подобно вам, играли с вещами, управиться с которыми были совершенно не готовы. Очень скоро вы повторите наши ошибки!
