— Вот как? — удивился Паркинс. — Неужто в ваших краях еще бытуют такие суеверия.
— Не знаю, как там насчет суеверий, — поморщился полковник. — Но в это верят и в Дании, и в Норвегии, и на Йоркширском побережье. И мой личный опыт подсказывает: уж коли сельские жители испокон веку во что-то верят, так неспроста: что-то в этом есть…
Последовавший драйв (читатель, разбирающийся в гольфе, прекрасно поймет, о чем речь) прервал разговор, а когда появилась возможность его возобновить, Паркинс, хоть и не без колебаний, сказал:
— Кстати, полковник, по поводу вашего недавнего замечания: наверное, вам следует знать, что на сей счет я придерживаюсь совершенно определенных взглядов, каковые сводятся к категорическому отрицанию реальности всего того, что принято называть «сверхъестественными явлениями».
— Вот значит как! — откликнулся полковник. — Вы, стало быть, хотите сказать, что не верите в ясновидение, привидения и все в этом роде.
— Ни во что подобное, — убежденно заявил Паркинс.
— Ну что ж, — промолвил полковник. — Коли так, то по моему глубокому убеждению, вы, сэр, ничем не лучше саддукея.
Паркинс уже вознамерился было ответить, что, по его мнению, саддукеи являлись самыми здравомыслящими людьми, о которых он читал в Ветхом Завете, но в последний момент сдержался, поскольку не был уверен в том, что читал о них именно там, даже что это произведение вообще содержит о них какое-либо упоминание. Поэтому он предпочел отшутиться:
— Ну, может и так… Эй, мальчик, подай-ка мне мою клюшку… Минуточку, полковник… Да, так вот, позвольте мне предложить вам свой взгляд на веру в возможность накликать ветер свистом. Природные законы, управляющие ветрами, изучены не лучшим образом, а простым людям — скажем, рыбакам и им подобным — неизвестны вовсе. Теперь представьте — встретит такой невежа в неурочный час на берегу чужака, странного с виду незнакомца, который знай себе насвистывает, — а потом вдруг поднимется ветер, что наверняка можно было бы легко предсказать, взглянув на барометр. Но у рыбачьей деревеньки наверняка нет даже простеньких барометров, а предсказывать погоду они пытаются по приметам. Для них будет естественным счесть, будто как раз помянутый чудной пришелец и накликал ветер своим свистом. Да и сам свистун тоже может запросто уверовать в свою способность управлять погодой. Взять хотя бы прошлую ночь: тут были и ветер, и свист, причем свистел я сам. Дважды дунул в свисток, а ветер при этом словно и вправду откликался на мой зов. Если бы меня кто-нибудь видел…
Молчание.
— Значит вы свистели, вот как? А можно спросить, в какой свисток?.. О, сейчас будет удар, так удар…
В разговоре снова наступила пауза.
— Так вы спрашивали насчет свистка, полковник, не так ли? Ну, это довольно любопытная вещица. Он у меня как раз в… нет, боюсь, я оставил его в комнате. Это находка, причем сделанная не далее как вчера.
Выслушав поведанную Паркинсом историю вышеупомянутой находки, полковник не преминул хмыкнуть и высказаться в том смысле, что коль скоро дело касается вещей, ранее принадлежавших папистам, насчет которых ни один добрый человек не возьмется сказать, на что они способны, он, на месте профессора, проявил бы большую осторожность. Затронутый вопрос позволил полковнику оседлать любимого конька и перевести разговор на совершенно недопустимое намерение викария провести в пятницу в 11 утра службу в честь праздника Св. апостола Фомы. С точки зрения полковника, подобное намерение неопровержимо изобличало викария как тайного паписта, а то и иезуита. Паркинс не счел нужным оспаривать подобное предположение, благодаря чему отношения между ним и полковником наладились настолько, что ни у того ни у другого не возникло желания после ланча сменить партнера.
Во второй половине дня они продолжили игру, да так заигрались, что позабыли обо всем. Лишь когда начало темнеть, Паркинс вспомнил о вчерашнем намерении продолжить исследование руин прецептория, однако рассудил, что этим можно будет заняться и в другой раз. В гостиницу он и полковник возвращались вместе.
Когда они завернули за угол дома, полковника едва не сбил с ног бежавший сломя голову мальчуган, который, столкнувшись с джентльменом, как ни странно, не пытался удрать, а остался на месте. Бравый вояка, естественно, собрался было задать ему головомойку, однако заметил, что мальчонка напуган так, что не может вымолвить и слова. Чуточку придя в себя, он ударился в слезы, по-прежнему цепляясь за ноги полковника. Отцепить его, правда, удалось, но стенания не прекращались.
— Да что с тобой случилось? Кто тебя обидел? Чего ты испугался? — наперебой спрашивали оба.
— О, — с дрожью в голосе ответил мальчик, — оно махало мне из окна! Такое гадкое!
— Из какого окна, — переспросил решительно ничего не понявший полковник. — Говори ты толком.
— Из переднего окна, на фасаде гостиницы.
Паркинс, по правде сказать, склонялся к тому, чтобы отправить парнишку домой, однако дотошный полковник выказал намерение докопаться до сути, заявив, что пугать таким манером детей нельзя и тот, кто позволяет себе подобные дурацкие шуточки, должен за это ответить. Задавая вопрос за вопросом, полковник и профессор постепенно установили следующее. Мальчик играл с приятелями на лужайке перед Глоуб Инн, пока не пришло время пить чай. Дружки убежали, он, тоже собравшись уходить, случайно поднял глаза на переднее окно и увидел в нем фигуру (лица было не разглядеть), которая стала ему махать. Как-то «неправильно» махать, да и сама фигура была «неправильная». Горел ли в комнате свет? Нет, будь там свет, он бы не стал смотреть. Какое окно? Второе — большое окно, с двумя маленькими с обеих сторон.
— Ладно, малыш, — промолвил полковник, задав еще несколько вопросов. — Беги-ка домой. Думаю, какой-то шутник решил тебя напугать. В следующий раз ты, как подобает храброму английскому мальчику, просто запустишь в него камнем… нет, бить окна все-таки не годится. Пойдешь и поговоришь с коридорным, а то и с хозяином, самим мистером Симпсоном… Если что, скажешь, что я тебе посоветовал.
На лице мальчика отразилось некоторое сомнение в готовности мистера Симпсона выслушивать его жалобы, но полковник, по-видимому не заметивший этого, продолжил:
— Вот тебе шестипенсовик… — о, да это, я вижу, шиллинг! — и дуй домой. Выброси все из головы.
Мальчуган, рассыпавшись в благодарностях, припустил прочь, а полковник с профессором, добравшись до места, принялись осматривать фасад гостиницы. Данному им описанию отвечало лишь одно окно.
— Любопытно, — заметил Паркинс, — но по всему выходит, что мальчик говорил о моем окошке. Полковник Уилсон, не заглянете ли на минутку ко мне. Хочу выяснить, что происходило в моем номере.
