Дальше, на высоте, оставалось лишь два цвета: ярко-синий и белый. Можно было подумать, что находишься где-то в Швейцарских Альпах, пока взгляд не наталкивался на зловещие серые башни замка. Волшебство сразу же исчезало, и глаза замечали широкую тень от логова Влада, накрывавшую собой изрядный кусок земли.
Вскоре я подъехал к главным воротам замка. Эта рукотворная скала была возведена на другой скале – крутом утесе, с трех сторон окруженном пропастью. Сосны, росшие внизу, казались игрушечными, а долины растворялись в сумраке. Вдали белели вершины самых высоких гор Карпатской гряды[24]. А передо мною была неприступная крепость, внутри которой обитало величайшее в мире зло.
Как и в первый раз, я вошел внутрь через боковую дверь и достаточно быстро добрался до страшного "тронного зала". От трагедии, разразившейся здесь два месяца назад, не осталось никаких следов. Тела несчастной старухи, Аркадия и Стефана исчезли. Внешне ничего не напоминало о яростной схватке, произошедшей в "тронном зале". Почти ничего, только на полу, где умер Стефан, осталось бурое пятно.
Увидев его, я не поддался эмоциям и усилием воли подавил все тягостные воспоминания. Скорбеть по брату я буду позже, а сейчас мне нужно, скрепя сердце, сделать то, ради чего я сюда явился. Думаю, Стефан целиком поддержал бы меня.
Быстро и бесшумно я направился к двери, откуда в прошлый раз Жужанна вынесла моего малыша. Дверь была полуоткрыта, словно приглашая войти.
Я последовал приглашению, не испытывая ни страха, ни сомнений. Все мои мысли были сосредоточены на поддержании надлежащего уровня защиты. И все же я оказался неподготовленным к ожидавшему меня зрелищу.
Комната была совсем небольшой, без окон. Возле дальней стены находился алтарь, покрытый черной тканью. Его освещала единственная свеча, тоже черная. Перед ней стояла золотая чаша и лежал круглый медальон с выгравированной пятиконечной звездой.
От алтаря исходили невидимые волны зла, заставившие меня вздрогнуть. Такой ауры, как вокруг него, я не ощущал никогда. Я бы назвал ее аурой абсолютной тьмы. Она не давала никакого, даже слабого сияния, а, наоборот, поглощала все, что ее окружало: свет, любовь, жизнь.
Неподалеку от алтаря на полу стояли два гроба, оба черные, но разных размеров. Тот, что побольше, накрывало знамя с вышитым на нем летящим драконом. Темно-синее сияние, окружавшее гробы, было мне хорошо знакомо: аура вампиров. Однако аура вокруг меньшего гроба мерцала значительно слабее. Сияние же вокруг большого по силе и блеску было вполне сравнимо со светом заходящего солнца.
Стоя возле гробов, я вспомнил предостережение Арминия. Может, правильнее будет не пытаться сейчас уничтожить Влада и ограничиться только спасением Яна? Или рискнуть, зная, что гибель Влада освободит и моего малыша, не причинив ему дополнительных страданий?
Голос сердца – сердца отца – оказался сильнее доводов рассудка.
Я осторожно поставил на пол саквояж и извлек кол и молоток. Взяв кол в одну руку, а молоток в другую, я мысленно сосредоточился на силе креста, висевшего у меня на шее. Потом поднял крышку гроба.
Внутри лежал Влад: совершенно седой, бледный, без малейших следов былого обаяния. Поседели даже его кустистые брови, а уши заметно заострились. Ярко-красные губы стали бледно-розовыми. Рот Влада был слегка открыт, обнажая острые желтые зубы старого хищника Наконец-то я увидел истинный облик самого опытного и коварного вампира.
У него на груди сладко спал мой малыш.
Я дрогнул, готовый уже опустить кол, швырнуть его на пол и отступить. Но память о страданиях Аркадия и Стефана, сон, в котором Ян умолял о помощи, заставили меня крепче сжать "орудие милосердия". Я максимально усилил свою защиту, а потом... Я собрал все свое мужество, всю решимость, изгнав непрошеные мысли о сострадании и родственной любви. Подняв кол (он был размером с моего бедного малыша!), я приставил его к сердцу спящего ребенка.
Какой дивный малыш. Золотые кудряшки, нежная, гладкая, без единой морщинки кожа. От бабушки он унаследовал эти веки с синеватыми прожилками, а лицом пошел в Герду...
"Папа, приди! Пожалуйста, папа!"
Невозможно передать ужас того мгновения, когда я взмахнул молотком и с силой ударил по колу. Удар был быстрым и преследовал в высшей степени милосердную цель, однако нет слов... никакими словами не опишешь, какие муки переживает отец, вынужденный проделывать все это с собственным сыном. Ян был моим Исааком, которого я приносил в жертву. Но на этот раз Господь не вмешался и не отвел моей руки[25].
Кол глубоко вонзился в тельце моего малыша, но моей силы не хватило, чтобы одновременно пробить и сердце того, кто прежде всех остальных был достоин такой смерти.
Ян пронзительно закричал. Его крик не был ни детским, ни вообще человеческим. Потом он открыл глаза, полные ужаса и гнева. Я не узнал его глаз и понял, что от прежнего Яна осталась лишь внешняя оболочка, а сущность его целиком подвластна силам зла. И все равно я скорбел о гибели сына. Невзирая на все предосторожности, вопреки моему отчаянному стремлению не поддаваться горестным чувствам, я больше не мог сдерживаться и громко зарыдал, глядя на извивающееся тельце ребенка и его перекошенное злобой личико.
Неожиданно Ян затих. С его лица сошла злобная гримаса. Я увидел обыкновенное детское лицо, бледное, но милое. Буря завершилась, тучи рассеялись, и его душу осветил солнечный луч. Широко открыв голубые детские глазенки, малыш отошел в вечность.
Его умиротворенность придала мне сил. Я взмахнул молотом, чтобы нанести второй удар. Мне казалось, вся преисподняя содрогнется, когда кол пронзит сердце Влада.
Что-то обжигающе холодное обхватило мое запястье. Рука Влада! Повернув голову, я увидел его глаза: умные, хитрые, требующие покориться его воле.
"Иди к нам, Стефан..."
Его мощная темно-синяя аура силилась поглотить мою. Молоток полетел вниз, чиркнув металлом по каменному полу. Еще немного, и Влад сломает мне руку. Я инстинктивно стал защищать сердце, вынужденный все ниже и ниже наклоняться над вампиром. В какой-то момент распятие оказалось совсем рядом с его лицом. Выпустив мою руку, Влад, словно ошпаренный, выпрыгнул из гроба. Я отлетел назад; тельце моего бедного малыша упало рядом.
Я порылся в саквояже, затем склонился над Яном, чтобы завершить печальный ритуал освобождения души. Влад приблизился ко мне, простер руки и произнес знакомым голосом Аркадия:
– Стефан, дитя мое, взгляни на меня.
Я игнорировал его призыв и потянулся за ножом. Но едва я его вытащил, как из меньшего гроба послышался душераздирающий крик. От сильнейшего толчка изнутри его крышка отлетела в сторону на несколько футов.
