- Не только, - вздыхает Мигель.
- Себастьян? Он… Он был здесь сегодня?!!
Он кивает. И прячет лицо в толстых ладонях.
- Но почему - она?!!
Юлия кричит, нарушая тишину, окутавшую туманом этот печальный дом. Кричит, с удивлением понимая, что больше не в силах выносить несправедливость жизни. Хуан, успокаивая, словно это у нее, Юлии, случилось горе, кладет ей руку на плечо.
- Мама всегда говорила - что нам, с Хуанитой жить, а папа должен управлять агентством… - просто объясняет он.
- Понятно…
Склонившись над брусничной скатертью, Хуанита, абсолютно безучастная ко всему происходящему, создает очередной шедевр.
Вероятно, вдохновленная непогодой и мистической чернотой за окнами, молча и рьяно, она водит кисточкой по листу бумаги размером почти со стол. Свободная часть его завалена красками, баночками, кистями и карандашами. Она рисует, не обращая внимания ни на кого и ни на что… И ей можно только позавидовать.
Хуан, двигаясь, словно сонный зомби, дает Антонио свою одежду.
Лучше не видеть, как будут смотреться на его высокой, узкой фигуре холщовые брючки и клетчатая рубашка Хуана. Пока он сидит голый, закутанный в колючее одеяло, Хуан мажет какой-то вонючей мазью его ссадины и рану на голове.
О, ужас. Это значит - пока она отдавалась Карлосу в шелках и роскоши, Себастьян выпил всю кровь из Моники и…
Она застонала. Закачалась, сидя на диване. Сжала ладонями голову, раскалывающуюся от тоски и ужасных мыслей. Неразрешимых мыслей.
- Простите, сеньорита… Мы, вас предупреждали сразу… почти сразу.
Сеньор Мигель, как видно, истолковал это ее страдание по-своему.
- Мы не хотели этого, простите. Нужно было сказать вам все еще тогда… мы говорили…
- Да-да, говорили, говорили… Все нормально.
Хуан накрывает их обоих пледами и кормит супом, сваренным из улиток и мидий. Юлия почти не ест. Ее лихорадит - от вида и запаха этой еды. Убожество всего этого теперь, после дома на холме, так бросается в глаза! Каждая мелочь, раньше воспринимавшаяся, как должное, от пыли в углу прихожей до засохшей мухи между оконными рамами. И даже тонкая, почти незаметная трещинка на фаянсовой чашке, из которой она пьет жасминовый чай со слишком резким запахом, от которого уже мутит… Значит, она и вправду монстр. Еще худший, чем он.
И ведь она могла бы - нет, и сейчас еще может - ничего этого не видеть! Не чувствовать больничного запаха смерти, не видеть рук сеньора Мигеля, закрывших одутловатое лицо… Не помнить о глазах Антонио.
Она хочет только одного. Хочет вернуться в спальню с черной шелковой кроватью, камином и креслом. К Карлосу, который - и она знает это точно - который ждет ее. Все еще ждет. Тоска, острая и мучительная, сжимает желудок спазмами при одной мысли о силуэте на террасе третьего этажа.
Юлия решительно отставляет в сторону чашку с так и не выпитым остывшим чаем. Что он там сказал - у них только сутки, пока очнется Себастьян?
Только сутки! Большая часть, из которых уже прошла.
Юлия медленно подходит к Хуаните. Стоя у нее за спиной, вглядывается в акварельное изображение.
Там, на плотном шершавом листе разворачиваются жуткие сцены апокалипсиса - такие красивые и величественные, в присущей Хуаните фантастической манере. Они, тем не менее, поражают своей реалистичностью. При этом покой и какая-то безмятежная уверенность не сходят с лица художницы. И это - самое страшное, гораздо страшнее самой картины… Это так страшно, что Юлия немедленно произносит, громко и четко:
- У нас осталось несколько часов!
- О чем вы говорите? - спрашивает Хуан.
А Хуанита, впервые за все это время, поднимает голову от своей незаконченной картины.
Но Юлия обращается не к Хуану. А к Антонио, закутанному в плед, с чашкой дымящегося чая в больших ладонях. И он то, как раз ничего не переспрашивает. Потому что - Юлия знает это - он и без перевода понял, о чем она.
- Мы должны уничтожить чертежи… Хуан, переведи, пожалуйста.
Но Антонио не желает слушать. Не желает понимать то, что говорит ему Хуан, испуганно переводя слова Юлии. Но - понимает. Это видно по тому, как он снова побледнел и невольно втянул голову в плечи.
- Если ты не хочешь, я поеду одна. Только без тебя у меня ничего не получится…
- Quieres de perderse, cymo mi padre?!!40 - кричит он. - A ti sera mas facil de e'ste?!!! [40]
Он трясется и плачет, расплескивая на пол горячий чай.
- Нам не придется лезть на строительный кран, - очень тихо говорит Юлия.
Она достает из заднего кармана джинсов ключ, подаренный Карлосом.
- Что это?
- Ключ от апокалипсиса… То есть - от гробницы Гауди.
- Откуда… - он останавливается на полуслове, и смотрит опять со страхом.
- Не важно…
- Мы погибнем.
- Мы так и так погибнем. По крайней мере - ты. Антонио молчит, глядя на нее с ненавистью, чуть ли не большей, чем та, с которой он глядел на дона Карлоса.
- Выбирай!
- Cymo vas ahora alia a llegai?! [41] - Антонио хватается за этот вопрос, как за последнюю соломинку.
Тогда, Хуанита вдруг бросает рисовать. Встает из-за стола, подходит к тумбочке в крохотном коридоре, что-то достает из выдвижного ящичка. А потом - молча протягивает Юлии ключи. Автомобильные ключи с нелепым брелком в виде человеческого черепа.
Хуан виновато смотрит в окно, где молнии продолжают сверкать и ливень хлещет по тротуарам с удвоенной силой. И произносит, опустив лобастую голову:
- Мой мотоцикл рядом с домом…
- Спасибо, - говорит Юлия, бросая ключи Антонио.
Он встает. Ссутулив плечи, ни с кем не прощаясь, выходит из квартиры.
Юлия, напротив, окинув взглядом комнату с брусничной скатертью и полотняным диваном, улыбается и бросает уже привычное:
- Хола!
Последнее, что она видит - робкая надежда в выпуклых, покрасневших глазах сеньора Мигеля за толстыми стеклами очков.
…Ветер. Ливень. Скорость. Кромешная тьма и слепые огни придорожных фонарей. Машин мало - на шоссе сейчас лишь те бедняги, кого непогода застала в середине пути. А еще рейсовые автобусы, как миражи - то ли несутся, то ли ползут навстречу, каждый раз пугая размерами и слепя дальним светом фар.
Только теперь, вжимаясь в спину Антонио, обхватив его руками изо всех сил, Юлия поняла - тошнотворная поездка в душном автобусе по извилистому серпантину, да что там - даже маленькая неприятность, случившаяся с ней в тот памятный вечер, когда она чуть не испортила обивку роскошного авто - все это рай. Просто рай по сравнению с этой немыслимой сумасшедшей гонкой! Не говоря уже о том, что она вообще впервые в жизни села на мотоцикл.
В ночи, наполненной надрывным ревом двигателя и раскатами грома над взбесившимся морем, они мчатся, сами похожие на призраки. Вода, мерцающими брызгами, летит из-под колес по обе стороны их мотоцикла - как два узких, длинных крыла. Вода больно хлещет в лицо и голову. Хуан, конечно, не предполагал таких экстремальных вояжей - простенький мотоцикл был ему нужен исключительно для передвижений по городку и окрестностям, на минимальной скорости.
