— Ты ж совсем хворая, — продолжал он жалеть её. — Пойди искупнись, раны помочи, а то где ж это видано чтоб альвар да с чернушным лицом ходил.
— Я не альвар, я баварка, — на всякий случай поправила его Сандра, и тут же испугалась, что сказала это зря.
Слишком многое в этом разговоре было неловким и непонятным. К тому же ей до сих пор было неясно, кто её собеседник и как он может отреагировать на её откровение.
— Баварка? — с интересом повторил он, смакуя слово. — Наверное, земля твоя лежит далёко.
— Это на юге Германии, — полушепотом выговорила Сандра.
— Не слыхал про такие места. И про германцев тоже не слыхал.
Такое заявление озадачило Сандру больше чем внешний вид сотрапезника.
— Вот они, — махнула она рукой вдоль поля брани. — Смотри.
А в голове лихорадочно крутились вопросы: кто же он такой, раз никогда не слышал о немцах? Как он вообще может приходить к этому стылому могильнику, но не иметь никакого понятия о войне с Германией?
А белобородый всё продолжал изучающе разглядывать Сандру и улыбаться ей:
— С чужой ратью пришла, а говоришь по-нашему. Не годится так. Уж с одним кем-то надо быть.
Сандра даже не собиралась спорить. С первого же дня, как она оказалась в Риге, такие мысли приходили ей в голову не раз. Они не покидали её и теперь.
— Идём со мной, — снова воззвал он. — У меня хорошо, у меня никто не хворает. Но коль пойдешь, тень свою оставь.
Сандра подивилась странному предложению, словно из сказки.
— Зачем тебе моя тень?
— Мне? — рассмеялся белый, от чего его жутковатые глаза засветились ещё ярче, — да мне-то она на что? Что с ней делать?
— Тогда зачем просишь?
— Так не я прошу, — закачал он головой, — а ключ с живой водой. Ему всё отдашь, что самой не надобно. Он всё примет.
Сандра задумалась: ей предлагают источник исцеления в обмен на что-то неосязаемое и не особо нужное?
— Тогда отведи меня к нему, — решилась она.
И белый человек повел Сандру за собой, в ту сторону, где раньше она и не думала бродить. По пути он успел растереть снегом бороду, отчего та побелела и слилась с его просторным и на вид слишком лёгким одеянием. От одного взгляда на эту белую накидку, Сандру пробрал озноб.
Уже десять минут она плелась следом за мужчиной, не поспевая за его бодрым шагом. Внезапно Сандра потеряла его из виду. Глядя вперед, она не могла разобрать, где снег, а где его белое одеяние.
— Эй! — крикнула она.
Вдалеке белобородый обернулся и посмотрел на Сандру. Слишком сильно она отстала, но ноги уже не слушались, а боль неумолимо давала о себе знать.
— Мне очень холодно, — прошептала Сандра, не надеясь, что он услышит, — мне тяжело идти.
— Поспешай, — уловила она голос издалека. — Это тебе под солнцем ходить можно, а мне никак нельзя.
Какое-то время Сандра плелась следом и размышляла над этой странной фразой.
— Так ты боишься солнца? — догадавшись, выкрикнула она провожатому.
А он широко развел руками:
— Коль я его не вижу, так и ему меня видеть незачем.
Тревожные мысли нахлынули с новой силой, и теперь Сандра была рада, что отстала он нелюдя на полусотню метров. На ум пришли давние наущения тёти Агапеи, о том, кто боится казать себя днём и не видит света Божьего.
— Почему не дано? — испытующе спросила его Сандра.
— Так я ж в темени брожу и света небесного не вижу.
Точно он, сомнений быть не могло.
— Господи Иисусе Христе, — выдохнула Сандра и начала молиться как можно громче, осеняя себя тремя перстами, — Сыне Божий, крестом поразивший древнего змия и узами мрака в тартаре связавший, огради меня от козней его…
А нечистый с любопытством наблюдал за Сандрой и упорно не исчезал.
— Чего такое? Перепугалась что ль? — поинтересовался он с такой непринужденностью, что Сандра запаниковала и пала на колени.
— Именем Господа нашего, назови себя!
— Саватий я. Ты вставай-ка со снегу-то, нам идти ещё. Я ж не как ты, мне с солнцем встречаться не надобно.
Сандра ошарашенно смотрела ему вслед и не могла понять, что же это происходит. То ли она так сильно отпала от церкви, что и Бог её не слышит, то ли этот белый и красноглазый вовсе не чёрт.
— Поспешай, баварка, — слышалось впереди, и Сандра решила подчиниться.
Когда они пришли к склону холма, Саватий ловко пролез в какую-то расщелину, а потом снова вынырнул наружу. Он махнул Сандре рукой, но она не решилась следовать за ним в пещеру, это преддверие преисподней. Тревога вновь овладела её разумом, и Сандра замотала головой:
— Нет, я не войду туда.
— Ну тогда и к ключу с водичкой не дойдешь, — лукаво оскалился Саватий.
— Катись к чёрту со своей водой! — крикнула она в отчаянии, — Отстань от меня, нежить!
Саватий лишь заливисто рассмеялся и окончательно исчез в скалистом проёме. Эхо его голоса ещё выплескивалось наружу затихающей волной. А на горизонте зажелтел рассвет.
Сандра просидела около пещеры весь день, не в силах отойти прочь от пугающего места. Что скрывается в пещере? Куда так далёко мог уйти Саватий? Выяснить это можно было легко, вот только страшно. Лишь поднявшаяся пурга заставила Сандру подползти к расщелине и зайти внутрь на несколько шагов, чтобы укрыться от ветра-мучителя.
Когда солнце скрылось за скалой и по долине расползлись сумерки, она тщетно пыталась уговорить себя подняться и уйти подальше от врат подземного мира. Это оказалось слишком сложно, почти как солдату заставить себя ринуться в бой, когда над головой гремит артиллерия. Пальцы так скрючились, что нельзя было разжать, ноги будто примерзли к заснеженному камню, боль… а боль стала слишком привычной, чтобы удивляться ей.
Саватий неслышно подошёл из-за спины и опустился рядом Сандрой. С минуту он с интересом рассматривал её лицо.
— Совсем черна стала, — заключил он, а в голосе не было и тени сочувствия, — того и гляди скоро мясо с костей слезет.
— Кто ты такой? — сорвался с отмирающих губ вопрос, что давно вертелся на распухшем языке.
— Да как ты, я альвар. Только днём лица на свет не кажу, как ты по ночам в темень не лезешь. А под землицей-то уж и разницы никакой нет, когда день, а когда ночь.
— Ты такой белый, потому что не видишь белого света?
Холод путал мысли и слова. Сандра уже не рассчитывала получить ответ, как Саватий произнёс:
— Так ведь кровушкой я питаюсь. А без неё и жизнь не жизнь. Ты-то сама какая болезная стала, того и гляди, околеет твое тело, а душенька твоя будет неприкаянной летать.
— Да, я хочу умереть, — в безразличии лепетала Сандра, — чтоб душа отошла и больше не мучиться.
