Ночь ползла медленнее гусеницы. В этом помещении столько людей, что воздуха не хватает. И уж если говорить совсем честно, то тут ужасно воняет!
Я резко открыла глаза. Меня разбудило сильное чувство дискомфорта. Спина затекла и болела. Я оглянулась вокруг. Всё ещё ночь и все ещё спят. Мне во что бы то ни стало нужно на воздух. Тихо перешагивая лежащих на полу и пытаясь никого не задеть, я пробралась к выходу. Не хочу хвастаться, но я довольно-таки ловкая!
Выйдя на веранду, я глубоко вздохнула. «Наконец-то!», – тихо прошептала я себе под нос. «Могу тебя понять», – отозвался кто-то сбоку. Вокруг была полнейшая тьма. Я никогда ещё ничего подобного не видела – луна хоть и была видна, но ничего не освещала. В этом мраке я сначала не поняла, кто со мной заговорил, но приглядевшись, узнала Денни.
– Воздух.
– Что?
– Говорю, что понимаю о чём ты: глоток свежего воздуха.
– А, ну да. Ты испугал меня, Денни.
– Прости, Ида. Я не хотел. Однако это ты вышла ко мне, а не я к тебе, – скажем так, он был не совсем неправ. – Та история, что ты рассказала…
– «Три брата»?
– Да, она самая. Я случайно подслушал, прости. А что Ванесса имела в виду под «версиями»?
– Ах, это… Ну, в их клане верят, что младший сын Энеги́м был отнюдь не добрым и любящим. Они верят, что он был хитрым, алчным и подлым. По их версии, Энеги́м догнал своих братьев и убедил их, что ему не нужна корона. Он заставил их обождать одну ночь, а сам за это время выкрал принцессу Муму́. Он не поделился своим успехом и предстал перед королём Динги́ром как единственный спаситель своей сестры. Король был вынужден провозгласить Энеги́ма новым правителем, и когда его старшие братья Зингáл и Ими́н вернулись домой, они не склонили свои головы перед новым королём. Они считали, что он обманным путём обыграл их и требовали от отца пересмотра своего решения. Но слово короля было законом. Он не мог изменить уже принятого решения. Но Зингáл и Ими́н так и не признали своего младшего брата. Каждый из них собрался со своей семьёй, детьми и свитой и обосновал своё независимое королевство. Обида была такой глубокой, что старшие братья так и не смогли простить Энеги́ма за его подлость.
Денни слушал очень внимательно, опёршись локтями на бортик веранды. Когда я закончила говорить, он медленно выпрямился и почесал сначала свой затылок, а потом подбородок.
– Ну и ну. Этот Энеги́м, оказывается, самый настоящий говнюк.
– И не говори, – ответила я с ухмылкой. – А знаешь, что самое смешное? Существует ещё дюжина версий этой сказки и почти в каждой из них Энеги́м самый подлый из братьев.
– Шутишь? – удивлённо спросил меня Денни.
– Да нет же, говорю тебе! В одной из версий он даже не отпускает своих братьев и публично казнит их! Представляешь?
Мы расхохотались. Денни начал казаться мне хорошим парнем, как вдруг меня словно ударило:
– А почему ты не заикаешься?
Денни сразу замолк. Улыбка медленно сошла с его лица, оставив суровые и грубые черты. Он выпрямился, будто всё это время специально сутулился. Форма его тела изменилась – плечи раздались и рост увеличился. Он посмотрел мне прямо в глаза.
– Моя любимая версия – та, где молодой принц заключает сделку с суккубом, становится королём, публично казнит всех своих братьев, тайно убивает своего отца и преданных ему господ и в конце женится на своей младшей сестре. Какие эти суккубы, оказывается, щедрые… – Денни противно улыбнулся.
Мои глаза зачесались… Я задрожала. Время замедлилось. Я так сильно хотела, чтобы всё это оказалось неправдой, чтобы этой беседы на веранде не было, и чтобы я всё ещё спала, опираясь на лежанку Дона и Ванессы в душной и жаркой комнате старой фермы… Но медленно, секунда за секундой, время шло, а сон не заканчивался. «Это не сон! Это всё наяву!» – крикнул во мне голос самосохранения. Я не думала, я не ждала и не пыталась найти разумного объяснения – я просто подхватила бутылку с бортика веранды и изо всех сил пустила её в лицо улыбающегося юноши.
Время начало набирать обороты. Мускулы на лице юноши задрожали; из-под разрезанной осколками кожи сверкнуло пламя. Кукурузные поля вокруг веранды зашелестели, меж длинных листьев и стеблей замелькали пары белых точек – остекленевших глаз, отражавших лунный свет. Мои ноги сами унесли меня в дом. Мать Денни медленно зевнула, протёрла глаза и озадаченно посмотрела на меня. Я схватила Дона на руки и потянула уже просыпающуюся Ванессу за собой. Время почти вернулось в своё прежнее русло. Мы выбежали через чёрный ход и бросились в поле. Сзади раздался визг женщины, затем ещё один, а затем целый хор предсмертных криков.
Мы бежали и бежали, не останавливаясь и не задавая вопросов. Я лишь хотела остаться в живых, равно как и Ванесса с Доном. У нас не было времени ни думать, ни анализировать. Мы действовали, полагаясь на наши врожденные способности.
Крики из дома стихли.
– Они?.. – спросила меня Ванесса.
– Не останавливайся! Дыши и беги! Не оглядывайся! – я пыталась убедить не столько Ванессу, сколько себя: Дона было слишком тяжело нести.
Мы пробивались напролом через заросли кукурузы, расчищая себе путь кинжалами. Но даже это не помогало: прямо рядом с нами, с обеих сторон, раздавался надвигающийся треск стеблей. Преследователи не отставали от нас.
– Догоняют! – крикнула в панике Ванесса. – Что нам делать? Что же нам делать?!
– Дыши и беги! Не отставай, Несс. Я обещаю мы выберемся отсюда все вместе! Целыми и невре… – я не успела договорить.
Ванесса внезапно исчезла в гуще зарослей, словно растворившись. Я обернулась всего на секунду, но в тот же миг споткнулась о камень и сильно ударилась головой.
Темнота. Звон в ушах. Всё так расплывчато. Я пытаюсь встать, но моя голова качается из стороны в сторону. Рядом сидит и рыдает малыш Дон. Вот они. Настигли всё же нас. Проклятье. Те, от кого мы столько убегали, под конец оказались охотниками получше нас. Прости, ма… па…
Из рощи медленно вышло существо: высокое, белое, передвигающееся на четырёх конечностях. Монстр! Он медленно тянется к Дону. О боже! Нет! Как же я могла так провалиться?! Из желания стать такой же известной охотницей как мой отец, я погубила всех нас. Бедный Дон… и ты тоже прости меня, Генри. Кто-то потянул меня за косу. Я обернулась – это был Денни. Он улыбнулся во весь рот и замахнулся рукой…
Я медленно открываю глаза. Первое что я ощущаю – рвотный рефлекс, который мне удалось сдержать всеми силами. Моя мама хорошо разбиралась в человеческой анатомии и к тому же она была очень даже неплохим витамантом – по крайней мере, папа так говорил. Думаю, она бы сказала, что у меня ещё и сотрясение, вдобавок ко всему остальному.