Ознакомительная версия.
– У-у-ух! – в один голос выдохнула публика.
– Сколько на этот раз осилишь, Билл? – кричал кто-то.
– Уж наверняка не меньше десятка, – отвечали ему.
– Эй, Билли, не подведи меня! Я на тебя поставил двадцать баксов!
– Оставь мне хоть кусочек, Билл! Хоть попробовать!
С деланной скромностью кивая и улыбаясь публике, Билл Трейвис позволил мэру повязать себя салфеткой, после чего занял место у правого края стола, там, где во время соревнования будет находиться мэр Шарбонно. Справа налево участники расположились таким образом: Билл Трейвис, Дэвид Хоган-Задница, Боб Кормер, директор школы Джон Уиггинс, Кэлвин Спайер. Затем мэр Шарбонно представил Сильвию Додж, президента Женского общества Гретны, вероятно, со времен открытия Америки, без которой конкурс пожирателей пирогов был также немыслим, как и без многолетнего чемпиона Билла Трейвиса: она лично инспектировала пекарню и была ответственной за качество каждого пирожка, причем процесс проверки включал и контрольное взвешивание на аптекарских весах.
Сильвия, по-королевски улыбаясь толпе, произнесла краткую речь насчет того, как счастлива она, что столько людей собрались отдать дань памяти первым поселенцам, отцам-основателям нашей великой страны, достойными наследниками и продолжателями дела которых являются республиканцы во главе с мэром Шарбонно («Не забудьте вновь проголосовать за него на предстоящих в ноябре выборах», – призвала она) на местном уровне, а на общенациональном – с Ричардом Никсоном, подхватившим факел свободы из рук «нашего горячо любимого генерала». После этих слов в громадном брюхе Кэлвина Спайера громко заурчало. Все знали, что Кэлвин был, во-первых, демократом, а во-вторых, католиком, что в глазах Сильвии Додж приравнивалось к смертному греху. Она одновременно смутилась, выдавила жалкую улыбку и покрылась пятнами гнева, после чего обратилась к «присутствующей на этом торжестве нашей славной молодежи» с призывом «достойно нести звездно-полосатый стяг», быть патриотами своей страны и всегда помнить, что курение – мерзкая, вредная привычка, от которой бывает рак. «Славная молодежь», которая какие-нибудь восемь лет спустя проявит свой патриотизм демонстрациями против войны во Вьетнаме, а курить будет в основном не «Кэмел» или «Мальборо», а марихуану и гашиш, слушала леди Додж без энтузиазма, с нетерпением ожидая начала потехи.
– Меньше слов, больше дела! – выкрикнул кто-то под одобрительные возгласы остальных. – Пора начинать!
Мэр Шарбонно торжественно вручил Сильвии секундомер и полицейский свисток, чтобы подать сигнал по истечении контрольных десяти минут.
– Готовы? – обратился он к претендентам.
Вся пятерка подтвердила готовность номер один.
– Внимание… – разнесся голос мэра по Главной улице. Он поднял коротенькую толстую руку и тут же резко дал отмашку: – НАЧАЛИ!!!
Пять физиономий одновременно склонились к тарелкам. Послышалось громкое чавканье, напоминающее топот сапог по грязи. Болельщики заорали, поддерживая своих любимцев, но уже как только претенденты расправились с первым пирогом, многие начали понимать, что назревает сенсация. Хоган-Задница, чьи шансы из-за его молодости и неопытности оценивались как один к семи, жрал, будто одержимый, челюсти его с пулеметным треском сокрушали корку (по правилам необходимо было съесть только верхнюю корку, а нижнюю можно оставить), а когда она исчезла у него во чреве, он издал губами гулкий всасывающий звук, словно громадный пылесос, и начинка пирога последовала вслед за коркой. Секунд через пятнадцать он оторвался от тарелки, весь вымазанный брусничной начинкой, тогда как легендарный Билл Трейвис не справился еще и с половиной пирога!
Мэр, обследовав тарелку Хогана, объявил, что она достаточно чиста, и положил второй пирог. Выяснилось, что с первым Задница разделался за сорок две секунды, установив рекорд соревнований за все годы их проведения.
На второй он накинулся с удвоенной яростью. Билл Трейвис, покончив наконец с первым пирогом, обеспокоено поглядывал на неожиданного конкурента. Впоследствии он говорил друзьям, что столь достойный соперник появился у него впервые с 1957 года, когда Джордж Гамаш заглотнул три пирога за четыре минуты, после чего свалился замертво, и его еле откачали. Откуда взялся этот чертов парень, или это, может, и есть черт? При мысли о деньгах, которые он может потерять, в голове у Билла помутилось, и он удвоил усилия.
Но если Трейвис их удвоил, то Задница утроил. Не только скатерть и салфетка, но и лоб и даже волосы его были заляпаны брусничным джемом, создавая впечатление, что он им потеет.
– Готово! – воскликнул он, отваливаясь от тарелки, прежде чем Билл Трейвис успел прогрызть верхнюю корочку.
– Полегче, паренек, полегче, – проговорил ему на ухо Шарбонно: он сам поставил десять долларов на Билла Трейвиса. – С таким темпом как бы тебе не стало плохо.
Задница его как будто и не слушал, вгрызаясь в третий пирог. Челюсти его работали, как мясорубка. И тут…
И тут я должен прервать свой рассказ, чтобы поведать об одной немаловажной детали. В аптечке Хоганов имелась некая бутылочка, на три четверти наполненная жидкостью противного желтого цвета, быть может, самой гадостной, которая только существует на земле: касторовым маслом. Так вот, теперь бутылочка была пуста. Дэви-Задница, предвкушая сладостную месть, вылакал эту мерзость до последней капли и даже облизал горлышко. Доканчивая третий пирог (Кэлвин Спайер, явный аутсайдер, еще не справился и с первым), Задница прибег к заранее продуманному трюку. Вместо пирогов он представил жирных, вонючих крыс со вспоротыми животами, а вместо брусничного джема – вываливающиеся из крысиных животов тухлые внутренности…
Тем временем с третьим пирогом было покончено, и он принялся за четвертый, опережая легендарного Билла Трейвиса на целый пирог. Толпа, всегда падкая на сенсацию, уже неистово поддерживала без пяти минут нового чемпиона.
Однако становиться чемпионом Задница не имел ни желания ни сил: он уже выдохся, и не смог бы продолжать в таком темпе, даже если бы ставкой была его собственная жизнь. К тому же, победа была для него равносильна поражению: не победы он жаждал, но мести. Касторка уже начала бунтовать у него в желудке, рот открывался и закрывался, как у вытащенной на берег рыбы. Он потребовал пятый пирог, который должен был стать последним, и, уронив голову, вгрызся в корку, после чего принялся всасывать в себя брусничный джем. В желудке громко забурчало: час страшной мести наступил. Переполненный сверх всякой меры желудок Хогана, наконец, восстал.
Задница поднял голову, повернулся к Биллу Трейвису и открыл рот, щерясь зубами, синими от брусники.
Ознакомительная версия.
