— Хорошо, — вздыхает Финн, притаптывая снег. — Но ты меня страшно разозлила. В жизни не встречал таких вредных девчонок.
Я улыбаюсь и тянусь к его руке.
— Знаешь, я далеко не впервые слышу о себе такое.
— Почему я ни капли в этом не сомневаюсь? — Он сжимает мою руку и отпускает ее. — Мы должны быть очень осторожны. Никогда не знаешь, кто может оказаться поблизости.
Я кошусь на газовый фонарь над нашими головами, его пламя начинает колебаться и гаснет, а на улице становится чуть темнее. Потом гаснет следующий фонарь, а за ним — еще один. Я беру Финна за руку.
— Так лучше?
— Гораздо, — отвечает он низким восхищенным голосом и касается моих губ своими. — А сейчас пробежимся еще разок по плану на среду?
Я начинаю рассказывать, но, когда добираюсь до наведения личин на ведьм и карету, Финн меня останавливает:
— Я позаимствую экипаж Денисова. Это довольно просто, он же будет на заседании Совета. На его карете настоящая эмблема Братства, так что вам придется поддерживать на одну иллюзию меньше.
Город вокруг нас непривычно тих. В этот поздний час не ездят по улицам фургоны и экипажи, пусты тротуары. Теперь, когда фонари погасли, я могу разглядеть на небе звезды.
— Я не могу позволить тебе украсть карету. Что, если мы с чем-нибудь столкнемся, или все пойдет не так, или…
— Во-первых, не украсть, а позаимствовать, — перебивает Финн. — А во-вторых, править ею буду я сам, потому что я иду с вами. Все остальные будут только прикидываться Братьями, но я-то — самый настоящий Брат. — Он показывает на свой черный плащ, и в его голосе прорезается горечь.
Я смеюсь, чтоб развеять его печаль.
— Хотела бы я попытаться тебя отговорить, но подозреваю, что это невозможно. Если бы это зависело от меня, ни за что бы не позволила тебе пойти на такое безумие.
— Вот именно, — говорит он решительно. — Мы теперь команда. Куда ты, туда и я.
— Думаю, я как-нибудь смогу это пережить, — ухмыляюсь я, засовываю руку в карман и извлекаю оттуда маленький пакетик с травами. — У меня для тебя еще одно задание. Ты говорил, что Шон Бреннан — хороший человек, и не ошибся: он долгие годы был агентом сестры Коры в Руководящем Совете и до сих пор им остается. Сможешь как-нибудь встретиться с ним в среду утром? И угостить его чашкой чая? От этих трав он заболеет. Ненадолго, конечно, но заседание Руководящего Совета ему придется пропустить.
— Отлично. — Финн берет у меня пакет и запихивает его в карман плаща.
Я большим пальцем касаюсь его ладони.
— А из вас получился лихой лазутчик, мистер Беластра.
Это отчаянная дерзость — вот так открыто держать его за руку. Мы проходим мимо магазинчика, где продают сыры, мимо лавки меховщика и двух кафе, но тут, в торговом районе, все закрыто на ночь, окна темны и ставни задвинуты. Город, который всегда кажется мне таким чужим, таким шумным и зловещим, сегодня выглядит знакомым, пустынным и обманчиво безопасным. Словно он принадлежит нам, и только нам.
Национальный Архив прекрасен.
— Он как храм, — выдыхаю я, повыше поднимая свечу. — Храм книги.
Я никогда не видела ничего подобного. Деревянный сводчатый потолок исчезает во мраке где-то высоко-высоко над нашими головами. В центре помещения стоит дюжина столов на козлах, на столешницах громоздятся стопки книг, приготовленных для внесения в каталоги. Вдоль каждой стены тянутся стеллажи, уставленные тысячами томов. Винтовая лестница ведет на балкон, также отданный под ряды книжных полок. Хрустальные подсвечники отражают лунный свет, проникающий в высокие стрельчатые окна.
— Это прекрасно, — говорю я.
Но даже слово «прекрасно» кажется недостаточно выразительным. В этом зале чувствуется нечто священное, возвышенное, вызывающее благоговейный трепет и заставляющее притихнуть. Здесь, в этом дворце книги, я чувствую себя ничтожной и смиренной, словно перед лицом летней грозы, громыхающей от края и до края неба.
Тэсс, вне всякого сомнения, тут понравилось бы. Ее храмы — книжные магазины, а тут прямо-таки кафедральный собор.
— В других странах во всех крупных городах есть библиотеки, они примерно так и выглядят, — говорит Финн. — И каждый может прийти туда и взять на время любую книгу, какую захочет.
— Я не знала, что бывает столько книг сразу, — признаюсь я, озираясь, и направляюсь к ближайшей полке. Подняв свечу, я изучаю стоящие на ней томики.
Финн протягивает руку и пробегает пальцами по темным корешкам.
— Здесь хранятся одобренные Братством книги: переводы Писания, официальная история Новой Англии, философские трактаты, словари, научные и натуралистические труды. Но наверху есть все что угодно. — Он улыбается мне злой, полной сарказма улыбкой. — Все, что они не позволяют нам читать: мифы, романы, пьесы. Пойдем, я хочу кое-что показать тебе.
Патруль стражников только что удалился; сидя в кустах неподалеку, мы выждали, когда исчезнет свет их фонарей.
— У нас есть время? — спрашиваю я.
— Тебе захочется это увидеть, — обещает Финн.
Подобрав свои розовые юбки, я поднимаюсь по узким ступенькам винтовой лестницы. Один раз я оступаюсь, и Финн мягко поддерживает меня за талию. Его губы касаются моей шеи как раз над верхней перламутровой пуговкой на спине, и мое сердце начинает частить.
Поднявшись наверх, я ставлю свою мерцающую свечу на низкую тележку, полную книг, и наклоняюсь над перилами балкона, любуясь залом. Финн упирает руки в перила по обе стороны от меня. Его теплые губы спускаются вниз по моей шее, касаются голой ключицы, пробегают по плечу. Я откидываюсь назад, прижимаясь к нему, чувствуя, как мое тело делается горячим и наполняется желанием.
— Кейт, — выдыхает Финн, и я обращаю к нему лицо.
Сегодня я надела заказанное для меня Еленой новое зимнее платье. В нем-то я и была в видении Тэсс вместе с Финном. Он подцепляет пальцем мой атласный розовый пояс и притягивает меня к себе.
— Ты в лунном свете, в этом зале, в этом платье…
Его взгляд путешествует по мне, поднимается от пены бледно-розовых юбок, расшитых темно-розовыми бутонами, минует вздымающуюся, волнующуюся грудь, добирается до кремовой кожи шеи и задерживается на губах, заставляя меня учащенно дышать. Он едва касается меня, но под этим его взглядом я чувствую себя раздетой.
— Это все так прекрасно. Как во сне. — В его вдруг охрипшем голосе звучит восхищение.
— Тогда это и мой сон тоже, — признаюсь я, и наши губы встречаются в долгом, нежном, восхитительном поцелуе.
Мы сливаемся, срастаемся друг с другом, мягкий розовый шифон и серый хлопок, и руки, и губы… о, я могла бы стоять здесь так, пока не взойдет солнце. Я могла бы провести так всю оставшуюся жизнь.
