Мальчик отправился на тренировку по гандболу в местный спортзал, но так туда и не дошел. Тренировка начиналась в половине шестого. Скорее всего, мальчик вышел из дому около пяти. Где-то так. У Оскара закружилась голова. Стопроцентное совпадение! И убит он был как раз в лесу.
Неужели правда?! Неужели это я...
Около восьми вечера тело обнаружила шестнадцатилетняя девушка, которая и вызвала полицию. Она «пребывала в состоянии сильного шока», и ей потребовалась медицинская помощь. О самом теле ни слова. Но тот факт, что девушка «пребывала в состоянии сильного шока», говорил о том, что тело было покалечено. В противном случае они бы написали просто «в состоянии шока».
Что вообще делала девушка в лесу после наступления темноты? А, неважно. Собирала шишки, какая разница. Но почему нигде нет ни слова о том, каким образом он был убит? Только фотография с места преступления: полосатая, как обертка от леденца, полицейская лента ограждает совершенно безликую лесную поляну с деревом посредине. Завтра или послезавтра газеты опубликуют фотографию того же места, утопающего в зажженных свечах и надписях: «ЗА ЧТО?!» и «НАМ ТЕБЯ НЕ ХВАТАЕТ». Оскар все это уже проходил – в его альбоме было несколько подобных случаев.
Возможно, все это лишь совпадение. Но вдруг...
Оскар подошел к двери и прислушался. Мама мыла посуду. Он лег на кровать и выудил охотничий нож. Тот лежал в руке как влитой и весил раза в три больше, чем вчерашний кухонный тесак.
Он поднялся и встал в центре комнаты, зажав в руке свое сокровище. Нож был ослепительно красив и наполнял силой державшую его руку.
Из кухни доносилось позвякивание посуды. Оскар сделал несколько выпадов, пронзая воздух ножом. Убийца. Когда он научится управлять своей силой, Йонни, Микке и Томас больше не смогут причинить ему вреда. Он хотел было сделать еще один выпад, но передумал. Его могли увидеть со двора. С темной улицы залитая светом комната отлично просматривалась. Он выглянул во двор, но увидел лишь свое отражение в стекле.
Убийца.
Он вернул нож в тайник. Это всего лишь игра. В жизни такого не бывает. Но ему все равно позарез было нужно узнать подробности. Причем немедленно.
*
Томми сидел в кресле и листал журнал про мотоциклы, качая головой и что-то напевая себе под нос. Время от времени он показывал какой-нибудь разворот Лассе и Роббану, где под картинкой были описания объема цилиндра или скорости. Голая лампочка под потолком отражалась в глянце страниц, бросая блики на одну бетонную и три дощатых стены.
Они были у него на крючке.
Мама Томми встречалась со Стаффаном, работавшим в полиции. Томас не особенно жаловал Стаффана, скорее наоборот – считал его скользким типом, склонным к нравоучениям. К тому же он был религиозным. Но через мать Томми удавалось разузнать вещи, которые Стаффан вообще-то не должен был ей рассказывать, а она вообще-то не должна была рассказывать Томми, но...
Таким образом он, к примеру, был в курсе расследования ограбления магазина электроники в районе Исландсторьет. Которое они же – он, Роббан и Лассе – и провернули.
Грабители не оставили никаких следов. Мать прямо так и сказала: «Грабители не оставили никаких следов». Со слов Стаффана, конечно. Даже машину никто не заметил.
Томми и Роббану было по шестнадцать, и они учились на первом курсе училища. Лассе было девятнадцать, у него было не все в порядке с головой, и он работал сортировщиком запчастей на заводе электроники в Ульвсунде. Зато у него имелись водительские права. И белый «сааб» 1974 года выпуска, с номерными знаками, подделанными черным фломастером перед налетом. Как выяснилось, зря, потому что машину все равно никто не видел.
Свою добычу они припрятали в пустом подвальном помещении, отведенном под склад, напротив комнаты, где они обычно тусовались. Перерезали цепь болторезом и вставили новый замок. Они пока и сами не знали, как будут сбывать краденое, вся фишка была в самом налете. Правда, Лассе удалось толкнуть кассетник какому-то чуваку с работы за двести крон, но этим пока дело и ограничилось.
К тому же имело смысл выждать какое-то время и уж точно не поручать такие вещи Лассе, потому как он был... нестандартно мыслящий, как выражалась его мать. Но с момента налета прошло уже две недели, да и у полиции образовались дела поважнее.
Томми листал журнал, улыбаясь своим мыслям. Да уж, дела так дела! Есть на что отвлечься. Роббан нетерпеливо барабанил руками по коленям:
– Ну ладно! Колись.
Томми показал ему разворот журнала:
– «Кавасаки». Триста кубов. Прямой впрыск, и еще...
– Хорош! Давай рассказывай.
– О чем? Про убийство, что ли?
– А то!
Томми прикусил губу, сделав вид, что собирается с мыслями:
– Та-ак, как там было-то...
Сидя на диване, Лассе подался вперед всем своим долговязым телом, сложившись вдвое, как перочинный нож:
– Все выкладывай!
Томми отложил журнал и посмотрел на Лассе в упор:
– А ты вообще-то уверен, что хочешь это слышать? Жуткая история.
– Да ладно!
Лассе храбрился, но в его глазах Томми читал тревогу. Достаточно было скорчить страшную рожу, заговорить не своим голосом, не реагируя на просьбы прекратить, как Лассе впадал в панику. Однажды они с Роббаном вырядились как зомби, размалевали физиономии материнской косметикой и, выкрутив лампочку в потолке, стали поджидать Лассе. Кончилось все тем, что Лассе наложил в штаны, а Роббан приобрел фингал под глазом, на том самом месте, которое собственноручно разукрасил синими тенями. С тех пор они старались лишний раз его не пугать.
Лассе поежился на диване и скрестил руки на груди, всем своим видом давая понять, что ему все нипочем.
– Ну, короче, это было не обычное убийство, если можно так сказать. Чувака нашли... висящим на дереве!
– В смысле?! Повешенным, что ли? – переспросил Роббан.
– Да, повешенным. Только не за шею. За ноги. В смысле, он висел вниз головой. На дереве.
– Да ладно, от этого же не умирают!
Томми многозначительно посмотрел на Роббана, словно тот высказал интересную мысль, и затем продолжил:
– Нет. От этого – не умирают. Но ему еще перерезали горло. А вот от этого точно умирают. От уха до уха. Вспороли, как... арбуз.
Он провел пальцем по горлу, показывая, как это было.
Лассе невольно вскинул руку к горлу, будто защищая его. Потом медленно покачал головой:
– Ну и почему он так висел?
– А сам-то как думаешь?
– Не знаю.
Томми с задумчивым выражением потеребил нижнюю губу.
