Ральф улыбнулся, но ему было не до смеха. Кэролайн! Теперь он уже не мог не думать о ней; не мог перестать воображать себе распахнутые окна и занавески, машущие как руки призрака, пока дождь заливает комнату.
— Вы все еще живете в эдой двухэдажке напродив «Красного яблока»?
— Да.
Триггер притормозил у тротуара, колеса грузовика подняли фонтаны воды. Дождь все еще лил как из ведра. Небо прорезала вспышка молнии; прогремел раскат грома.
— Вы лучше посидите немножко дут со мной, — предложил Триггер. — Через пару минут он уляжется.
— Со мной все будет в порядке. — Ральф не думал, что даже наручники могли бы удержать его в грузовике хоть на секунду дольше. — Спасибо, Триг.
— Обождите секунду! Я сейчас дам вам кусок клеенки — накроете им голову как дождевиком!
— Спасибо, не стоит, все нормально, никаких проблем, я просто…
Казалось, он никак не может закончить, что бы он там ни пытался сказать, теперь уже испытывая нечто похожее на панику. Он толкнул дверцу грузовика и выпрыгнул из машины, очутившись по щиколотки в холодной воде, бегущей по сточной канаве. Не оглядываясь, он махнул рукой Триггеру на прощание и ринулся вверх по дорожке к дому, который принадлежал им с Кэролайн и Биллу Макговерну, на ходу шаря в кармане в поисках ключа. Добравшись до ступенек крыльца, он увидел, что ключ ему не понадобится — дверь была распахнута. Билл, живущий внизу, часто забывал запереть ее, и Ральф предпочел подумать, что это Билл не закрыл ее, а не Кэролайн вышла на улицу, ища его, и ее застигла гроза. Такую возможность Ральф не хотел допускать даже в мыслях.
Он торопливо прошел через темную прихожую, вздрогнув от оглушительного раската грома над головой, и устремился к подножию лестницы. Там он на мгновение застыл, ухватившись за балясину перил и прислушиваясь к стекающим на деревянный пол с его вымокших штанов и рубахи струйкам воды. Потом он двинулся наверх, пытаясь бежать, но уже не в силах врубить передачу повыше, чем быстрый шаг. Сердце тяжело и быстро колотилось в груди, вымокшие кроссовки висели на ногах гирями, и почему-то он все еще видел, как дергалась голова Эда Дипно, когда тот вылезал из своего «датсуна», — быстрые резкие толчки, делавшие его похожим на бойцового петуха перед схваткой.
Третья ступенька, как обычно, громко заскрипела, и вслед за этим звуком раздались быстрые шаги наверху. Облегчения они не принесли, поскольку принадлежали не Кэролайн — он понял это тут же, — и, когда Билл Макговерн перегнулся через перила, Ральф не удивился, что лицо его под неизменной шляпой-панамой было взволнованным и бледным. На всем обратном пути от развилки Ральф чувствовал, что что-то не так, верно? Да. Но в данных обстоятельствах вряд ли можно было считать это предчувствием. Он все явственнее понимал, что, когда положение вещей достигает определенной стадии разлада и хаоса, его уже нельзя выправить или повернуть вспять; оно просто становится все хуже и хуже. Он полагал, что на том или ином уровне сознания он всегда знал это. Чего он никогда и представить себе не мог, это какой длинной может оказаться дорога в хаос.
— Ральф! — окликнул его сверху Билл. — Слава Богу! У Кэролайн… Ну, мне кажется, у нее что-то вроде приступа. Я только что звонил в службу 911, вызвал «скорую».
В результате Ральф обнаружил, что способен одолеть бегом оставшиеся ступеньки.
4
Она лежала на пороге кухни, рассыпавшиеся волосы закрывали ее лицо. В этом Ральфу почудилось что-то особенно жуткое, что-то неряшливое, а если и было на свете какое-то состояние, совершенно неприемлемое для Кэролайн, так это неряшливость. Он опустился на колени рядом с ней и убрал волосы с ее глаз и лба. Кожа ее была такой же холодной, как его собственные ноги в вымокших кроссовках.
— Я хотел положить ее на диван, но она слишком тяжела для меня, — с беспокойством проговорил Билл. Он уже снял свою панаму и теперь нервно теребил в руках ленточку от нее. — Моя спина, ты ведь знаешь…
— Я знаю, Билл, все в порядке, — сказал Ральф. Он просунул руки под Кэролайн и поднял ее. Для него она была совсем не тяжелой, а, наоборот, легкой — почти такой же легкой, как стручок молочая, готовый лопнуть и отдать свои семена порыву ветра. — Слава Богу, что ты был здесь.
— Меня уже почти не было, — ответил Билл, идя вслед за Ральфом в комнату и все еще теребя свою шляпу. Он напомнил Ральфу старого Дорранса Марстеллара с его книжкой стихов. «Я бы на твоем месте не стал больше до него дотрагиваться, — сказал старик Дорранс. — Мне Не видно твоих рук».
— Я как раз выходил и вдруг услышал жуткий грохот… Наверное, это она упала. — Билл оглядел темную из-за грозы комнату; лицо было в ту минуту почему-то безумным и одновременно алчным, его глаза, казалось, искали что-то, чего здесь недоставало. Потом взгляд прояснился.
— Дверь! — воскликнул он. — Ручаюсь, она все еще открыта! Дождь зальет дом! Я сейчас вернусь, Ральф.
Он выскочил из комнаты. Ральф едва заметил это; день приобрел сюрреалистические очертания ночного кошмара. Хуже всего было тиканье. Он слышал его внутри стен — теперь уже такое громкое, что даже гром не мог заглушить его. Он положил Кэролайн на диван и опустился возле нее на колени. Дыхание ее было быстрым и неглубоким, а запах изо рта — ужасным. Однако Ральф не отвернулся.
— Держись, родная, — сказал он, приподнял одну ее ладонь — она была почти такая же влажная, как ее брови, — и нежно поцеловал. — Ты только держись. Все в порядке, и… все будет нормально.
Только все было ненормально, тикающий звук означал, что ничто не было нормально. И кстати, звук раздавался не из стен — его никогда и не было в стенах, он шел только от его жены. В самом дорогом для него человеке тикало… Она ускользала от него, и что же ему делать без нее?
— Ты только держись, — повторил он. — Держись, слышишь меня? — Он снова поцеловал ее ладонь, прижал к своей щеке и, услышав вой сирены подъезжающей «скорой», начал плакать.
5
Она пришла в себя только в машине, когда та мчалась по Дерри (солнце уже снова вышло, и от мокрого асфальта шел пар), и поначалу болтала такую чепуху, что Ральф решил, что с ней случился удар. Потом, как раз когда голова у нее начала проясняться и речь стала связной, на нее опять накатили судороги, и Ральфу с одним из врачей «скорой» еле удалось удержать ее.
Этим вечером в комнате ожидания на третьем этаже с Ральфом встретился не доктор Литчфилд, а доктор Джемал — невропатолог. Джемал говорил с ним тихим, успокаивающим голосом; он сказал, что состояние Кэролайн стабилизировалось, что они оставят ее здесь на ночь, просто для надежности, но утром она сможет вернуться домой. Ей выпишут кое-какие новые препараты, наркотики — довольно дорогие, да, но при этом еще и потрясающе эффективные.
