Каору не успел доперевести последние реплики, когда Хироси громко засмеялся. Он хохотал, запрокидываясь назад, звонко хлопая себя по коленям.
– Без шутки ни минутки, – прокомментировал странную веселость японца Санёк.
Хироси коротко крикнул и снова повалился на спину от хохота.
Анель в панике сунула ладонь в рот.
Гайрайго и Каору с недоумением уставились на приятеля. Хироси смеялся, падая на диван, болтал в воздухе ногами.
– Он сказал, что это все розыгрыш, – голосом беспристрастного робота сообщил Каору.
– Так и знал, что они врут, – процедил Санёк, чувствуя, как его медленно отпускает внезапно вцепившаяся в горло тревога. Вид радующегося японца встревожил. С чего вдруг японцу радоваться, если только он не совершил какой гадости.
– Да? – удивился Илья. – А я поверил.
– Это обман? – обрадовалась Шишкина.
– Ну… не знаю, не знаю… – решила растянуть удовольствие от победы Алиса.
Хироси гоготал, рухнув на бок. Гайрайго сидела, потупив глаза. Каору бледно улыбался.
– Так вы все выдумали! – наконец-то поняла Анель. – Ничего нет! Ой, а я так перепугалась! У нас в номере кран как раз капает.
– Вентиль надо нормально заворачивать, – проворчала Алиса и стала нервно вычищать несуществующую грязь из-под ногтей.
Развеселившиеся было девчонки снова испуганно притихли. Алиса не выдержала:
– Что вы на меня уставились? Мы играем, чтобы напугать друг друга, или собрались здесь сказки рассказывать?
– Все отлично! – Вадя гоготнул, резко свернул крышечку на бутылке и сделал скупой глоток.
Анель взволнованно глянула на девчонок и попыталась исправиться:
– Ой, а давайте я вам свою историю расскажу? Казахскую. Я ее от деда Алексея слышала.
Она сунула руку в карман. Что-то у нее там заскреблось. И Санёк понял, откуда шел этот странный звук, словно железочки перекатывали. На ладони Анель держала два медных шарика, они покачивались и, задевая друг о друга, позвякивали.
– Чего, такая же настоящая, как предыдущая? – с подозрением спросил Вадя.
– Такая же, такая же, ты слушай, – грубо перебила его Шишкина. Что-то ее волновало, она постоянно дергалась, ерзала на месте.
– Конечно, настоящая! – искренне возмутилась Анель и потрясла зажатыми в кулаке шариками. – У меня был известный дед, родной брат моей бабки. Походник. Эту историю дед принес с хребта Тар-Багатай.
– Тар… чего? – не унимался Вадя.
– По башке тебе тар, – злилась Шишкина.
– Тише, тише, – хлопнула в ладоши Алиса.
– Мой дед был известный поэт, – дрожащим от обиды голосом вскрикнула Анель. – Сарым Кудерин. Он у нас школу альпинизма организовал.
– Ну, хватит уже, – недовольно протянула Алиса и зевнула.
Анель шмыгнула носом.
– История на самом деле произошла. Мой дед с друзьями поднимался на хребет. – Анель на секунду замолчала, нахмурилась, поднесла звенящий кулак ко лбу. – Они тогда все были молоды и ничего не боялись! Но пришла ночь. В холодных палатках не уснуть. В темноте выли волки. Пришлось жечь костры, чтобы отпугнуть их… – С каждым новым предложением Анель начинала говорить громче, словно ее слушатели стали хуже слышать. – И вот, чтобы друзьям не было страшно, мой дед взял гитару и на ходу сочинил песню. В горах ходят легенды о Черном Альпинисте. Рассказывали, что это призрак разбившегося парня. Лезли на гору двое, были они в одной связке. Один оборвался, утянул за собой второго. Двоих веревка выдержать не могла, тогда один отрезал другого от страховки. Тот, что висел внизу, упал и разбился, а второй благополучно выбрался. С тех пор дух обиженного Черного Альпиниста бродит по всем-всем горам. Кому-то он помогает, кого-то затягивает в пропасть. Вот про этого Черного Альпиниста и была эта песня.
Анель вскочила, звякнула колокольчиками и вдруг начала петь. Звонкий голос трепетал, как огонек свечи, колокольчики сбивались с такта.
Альпинисты на площадке, продолжая трудный путь,
Собрались в своей палатке перед траверсом уснуть.
Она пела, пританцовывая, ритмично позвякивая, подтопывая. Она была чертовски пластична, эта Анелька. Без видимых усилий гнулась то в одну, то в другую сторону. Кулачок с зажатыми колокольчиками вертелся. Глухим стуком отзывались железные шарики.
Вот уже четыре года в ледяном своем гробу.
Клятву дал: людскому роду мстить за страшную судьбу.
Она еще стала прищелкивать и прихлопывать, так что у слушателей даже мысли не было прервать эту бесконечную песню. Завороженный ритмом Илья первым стал кивать головой. Потрясенный Каору молчал. Хироси поначалу еще улыбался, но чем дальше текла страшная история о встрече туристов с Черным Альпинистом, тем мрачнее становилось его лицо и тем сильнее и сильнее он начинал покачивать головой, словно соглашался с каждым тактом песни.
Ушбы[4] грозные вершины нависали позади.
Прямо вверх, на седловину, по стене вели следы.
Песня отзвучала. Последний раз жалобно перекатились железные шарики внутри стальной сферы. Анель скользнула на свое место.
– И чего? – шепотом спросила Кристинка.
– Они потом все погибли, – прошептала Анель. По щеке ее бежала быстрая слеза. – Все, кто слышал песню Сарыма. Дух Черного Альпиниста не простил им эту песню. Погибли они в разное время, в разных местах при нелепых обстоятельствах.
– А дед? – спросила Кристина, окончательно сраженная дополнением к песне.
– Дед тоже погиб. Во время восхождения на Чатын-Тау произошел обвал. Там, на Кавказе, даже плиту специальную положили в память о моем деде. Это было давно.
– Выжил только один, – теперь Анель было еле слышно. – Всегда один выживает, чтобы было кому рассказать о случившемся. Он сейчас древний старик, дед Алексей, известный археолог. А раньше тоже в походы ходил, с дедом дружил.
Каору закончил переводить. Повисла тишина. Санёк напряженно наблюдал за оставшимися пятью свечами. И вдруг среди тишины Вадя задал вопрос:
– Это чего, мы теперь все умрем, что ли?
Девчонки испуганно заозирались. Японцы сидели с серьезными лицами. Алиса выпрямилась и наконец оторвалась от своих ногтей – сжала кулаки.
– Вообще-то не должны, – пролепетала Анель. – Это ведь давно было. И песню эту часто поют.
– Ну да, – закивал Вадя. – Песню поют, а альпинисты все бьются и бьются.
– Ты чего, в горы собрался? – фыркнул Санёк.
– Погоди! – отпихнул его Вадя и придвинулся ближе к Анель. – Нам-то ты ее зачем спела?
– Я должна была вас напугать, – с искренним изумлением произнесла казашка.
– Ну да… – Вадя с треском сжал в ладонях пластиковую бутылку. – Напугать! Вы тут как будто все с крыш попрыгали. Вы либо пугаете, либо проклятья раздаете направо и налево! Разницу, чего, не чувствуете?
