Шли они обнявшись, девка положила хахалю голову на плечо — намаялась, поди, за вечер. «Ну ничего», — подумал попрошайка зло и на губах его зазмеилась кривая усмешка. — «Ничего, я вас успокою».
Да, Шнырь, впервые за долгое время, чувствовал себя Человеком. Он даже удивлялся, почему он был раньше никем, почему позволял всякому быдлу вытирать об себя ноги?
Шнырь был даже благодарен этой смазливой стерве, она дала ему стимул — он больше не трус, не слизняк… Он — Человек.
«Но я все равно её убью, — подумал попрошайка и скользнул, придерживаясь неосвещенных мест, за объектом своей ненависти и мести. — Её и чижика… Нет, сначала чижика, потом её».
От того, что он так спокойно размышляет об убийстве двух ничего не подозревающих людей, Шнырь заулыбался еще шире.
Попрошайка подошел достаточно близко, чтобы услышать, о чем воркуют голубки:
— Спасибо, что разрешила тебя обнять…
Радуйся, гаденыш, пока можешь…
— Спасибо, что обнял.
Тьфу, противно смотреть.
— Экхм…. Катя, я не умею говорить красивых слов.
А ты попробуй, все равно недолго тебе осталось…
— Ой, сударь, вы меня соблазняете?
Так он что, не её хахаль? Да похер…
«Все, пора кончать этот цирк», — подумал Шнырь и стал разматывать плохо упакованный карабин (куртка не очень хорошо скрывала оружие).
«Лови, мудак», — попрошайка поймал в перекрестье прицела затылок парня… и услышал за спиной быстро приближающееся, рычащее, словно огромный пес, нечто…
Если вы думаете, что настоящие трусы — это те, кто в случае опасности замирают на месте, теряются и ждут своей участи — вы глубоко заблуждаетесь. Да, они не дерутся — потому что не хотят быть битыми, не воюют, потому что бояться схлопотать пулю в жизненно важный орган. Настоящий трус старается держаться от опасностей подальше, но влипнув в передрягу, если их жизни по-настоящему что-то угрожает, они делают все, чтобы не сдохнуть — если есть возможность — сбегают, если нет — дерутся…
Хищник. База «Оплот». Почему он?
Он спрыгнул с крыши заброшенного магазина с разбитыми витринами и покосившейся вывеской и, не почувствовав удара о землю, рванул в сторону человека с ружьем. Хищник сразу его заметил — сомнений не было, тот следит за Катей и этим её… дружком. Мутант решил немного повременить и не вмешиваться. Отчасти — из любопытства. Отчасти — из нерешительности. Он боялся реакции той, которую раньше любил. Она узнала его там, в его владениях. А он узнал ее. Хищник посмотрел на свои руки — когтистые длинные пальцы, широкие предплечья, покрытые объемными трубами толстых вен. Зверь. Мутант. Не человек. Хищник еле сдержался, чтобы не заскулить, как брошенный хозяином пес.
Когда он увидел, что странный человек разворачивает куртку и достает карабин, прикладывает его приклад к плечу, думать над своей нелегкой судьбой и жалеть себя стало некогда. Хищник не хотел, чтобы Катя пострадала, поэтому маленького человека с ружьем надо было остановить. Любой ценой.
Нескладный человек с ружьем оказался на удивление прытким — он услышал его. Он даже успел развернуться!
Карабин в его руках два раза громыхнул и Хищник почувствовал, как что-то обожгло его грудь. Боль была резкой, но терпимой.
Несмотря на то, что гигант, получив ранение, потерял скорость, он снес человека с ног…
Грудь горела, внутри что-то хлюпало — Хищник чувствовал, как расходятся ткани мышц при каждом вдохе, как в легких что-то булькает. Он склонился над поверженным человеком и гулко зарычал. Кровь, вперемешку со слюной, падала на бледное, казалось безжизненное лицо — лежащий на спине коротышка не шевелился.
— Максим!!! — закричала Катя. — Максим, отпусти его!!!
Ну да, она же не знает, что этот урод хотел её убить. Девушка сделала несколько шагов в направлении Хищника и придавленного им к земле человека, но её спутник схватил бывшую возлюбленную Максима за локоть и потянул куда-то в сторону.
Почему он её трогает? Почему он не дает ей подойти? Почему он?!
Хищник начал подниматься с изломанного, бесчувственного тела и зарычал.
Раздался выстрел. За ним — еще один… Хищник сделал пару шагов назад и увидел перепуганное лицо сбитого им человека — тот целился в него из пистолета. Снова выстрел…
Хищник почувствовал, что силы его покидают. Он нелепо завалился на задницу, беспомощно хватая руками воздух. Никто не обратил внимания на потрепанного коротышку, который резво, хоть и жутко хромая, спотыкаясь и падая, скрылся за первым же повтором. Внимание людей было приковано к испускающему дух чудовищу.
Девушка вырвалась из рук парня и бросилась к тихо подвывающему гиганту.
— Ка-а-а-тя, — протянул Хищник слабо, когда девушка подбежала к нему и остановилась в шаге, не решаясь подойти ближе. Он очень устал. Хищник шумно выдохнул и закрыл глаза.
Дед. База «Оплот». Всегда можно найти что-то положительное в отрицательной ситуации.
На земле лежал голый человек. Хотя нет — человека он напоминал отдаленно, скорее гиганта из какого-нибудь скандинавского эпоса: здоровенные ручища до колен, бугрящиеся мышцами — да вообще, плечевому поясу здоровяка мог бы позавидовать и Мистер Олимпия. Грудь широкая, как бочка, шея просто бычья, мощные и, надо полагать, быстрые ноги. Голова казалась мелковатой — но это из-за размеров тела. Лицо почти человеческое — по крайней мере сейчас, когда тварь истекла кровью и умерла — наверняка при жизни гигант мог состроить жуткую рожу, способную заставить обделаться самого крутого бойца.
Дед склонился над телом. Один из чистильщиков заботливо раскрыл над головой старика зонт.
— Тело отнести в штаб. — Распорядился Васильев. — Пусть в мертвецкой полежит.
— Товарищ полковник, — спросил один из чистильщиков — немолодой усатый мужчина с большим перебитым носом и хмурым взглядом гробовщика. — Может лучше сразу… в печь?
— Эх, Андрюша, тебе бы все жечь кого-нибудь. — Старик улыбнулся. — Нет, этот нам нужен. Точнее не нам, а одним нашим хорошим друзьям…
Васильев прошел в дальний угол своего кабинета и сел за столик, на котором стояла небольшая, но достаточно мощная радиостанция.
«Мутант, — подумал про себя Дед. — То, о чем просили эти психи. Вот только мертвый… Интересно, за тело они дадут столько же, сколько обещали за живого? Вот черт, а я им не верил».
— Лаба, Лаба, я Оплот, прием, — сказал Васильев и отжал кнопку рации.
— Оплот, я Лаба, прием, — ответили на том конце почти без промедления — как будто там только и ждали вызова.
