– Но, может быть, ты бы еще денек полежала, мало ли что, – вздохнула бабушка, – что я родителям-то скажу?
– Не надо им ничего говорить. Я больше не заболею. Будь уверена! – Ксюха решительно топнула ногой. – Который час?
– Да куда же ты собралась? – всполошилась бабушка.
– Я буду с Наташей, это ненадолго. – Ксюха повернулась к подруге: – Один момент, я только переоденусь.
Под причитания бабушки они вскоре вышли из дома.
– Веди меня к дому Игната, – распорядилась Ксюха.
Дрожа от страха, Наташа махнула рукой в сторону леса:
– Он там, на отшибе живет.
Ксюха схватила ее за руку и потащила за собой.
– Ксения, – скулила Наташа, едва поспевая за ней, – что ты там говорила о Славкиной невесте?
– Я ее видела.
– Как ты могла ее видеть?! Я же тебе рассказывала: она умерла, а потом и тело ее пропало, прямо из гроба! Да не беги ты! – взмолилась Наташа.
– Не знаю, – отрезала Ксюха, – а только думаю, что она не умерла!
– Да я же сама видела! Свадьбу всей деревней гуляли! Ксения, может, к тебе ее душа приходила? Может, мучают ее… там? – Наташа опасливо ткнула пальцем вниз.
– Не выдумывай! – отрезала Ксюха. – Если ее кто и мучает, так это Хаврониха. Ну ничего, с этим мы тоже разберемся!
– Ой, мамочка моя родная! – запричитала Наташа. – Говорила ж ты мне, чтоб не ходила я к городским, не трепала языком! А теперь что? Наградила меня ведьма свиным ухом, кому я теперь нужна такая? Куда ты меня волочешь?! Сама погибаешь и меня погубить хочешь!
– Дура! – не сбавляя темпа, крикнула Ксюха. – И все вы тут, – она запнулась, – люди не очень-то умные…
– Я знаю, что я дура! Меня мать из дому выгонит! О-ой!
Они пробежали по улице, свернули в проулок, пронеслись по тропинке между огородами.
Дом Игната Палыча стоял на опушке, в стороне от деревни. Не дом, а настоящая изба, из потемневших от времени бревен, единственное оконце наглухо закрыто ставнями, навес над крыльцом покосился, вот-вот рухнет. Забора не было. Вокруг избы буйно разросся бурьян вперемежку с одичавшими кустами крыжовника и малины.
Ксюха остановилась.
– Ты уверена, что в этом доме кто-то живет? – спросила она.
– Куда же ему деться, – пробубнила Наташа, – только он нас не особенно видеть хочет.
– Понятно.
Ксюха, не раздумывая, пошла напролом через колючие кусты, таща за собой упиравшуюся Наташу и не слушая ее возражений.
Колючки больно царапали кожу, Ксюха буквально продиралась сквозь заросли. Она ругалась и шипела от боли, но не отступала.
Внезапно кусты расступились, и Ксюха с Наташей очутились перед самым крыльцом. На двери висел амбарный замок, изрядно проржавевший.
– Может, он уехал куда-нибудь? – предположила Ксюха. Наташа не ответила, ее платок сбился на спину, свиное ухо вылезло наружу и предательски торчало из-под спутанных волос. Ксюха вздохнула. Вид у Наташи был очень жалкий, да и сама Ксюха наверняка выглядела не лучше. Но не отступать же!
Она поднялась по ступенькам, потрогала замок и несколько раз стукнула в дверь.
Никого.
Вокруг стояла вечерняя тишина, потрескивали в траве насекомые, пахло перезрелыми ягодами, пылью и хвоей.
Ксюха с досадой плюхнулась на крыльцо.
– А вот никуда я отсюда не пойду! – заявила она.
Наташа безнадежно опустилась рядом с ней.
– А мне уже все одно, хоть топись, – сказала.
– Ага, щаз, разбежалась! – прикрикнула на нее Ксюха. – Ну-ка возьми себя в руки!
Девочки замолчали, притихли, думая каждая о своем.
Солнце медленно опускалось за лес, из травы поднялись комары и плотной тучей устремились к подругам.
– Сожрут, пожалуй! – ругалась Ксюха, отмахиваясь от них.
Наташа безбоязненно сломала несколько стеблей крапивы:
– Вот, возьми, так удобнее.
– Где же он может быть? – сама у себя спрашивала Ксюха, яростно шлепая себя по коленкам крапивой. Она почему-то не обжигала. Или Ксюха уже перестала чувствовать боль.
Она встала, подошла к двери и еще раз проверила замок. Внезапно дужка выскочила, и замок повис в петле.
– Да это же камуфляж! – догадалась Ксюха. – А ну-ка, проверим. – И она толкнула незапертую дверь.
– Чего надо? – послышался грубый возглас.
Ксюха вздрогнула, но не отступила.
– Добрый вечер, – поздоровалась она, вглядываясь в темень сеней.
– Кому добрый, а кому не очень, – проворчал Игнат Палыч, появляясь в дверном проеме.
Последний луч заходящего солнца скользнул по его лицу и померк, словно испугался. Ксюха тоже немного струхнула. Уж очень недобрым был взгляд у Игната Палыча, глаза его сверлили ее, как две иголки, остриями торчавшие из-под густых седых бровей. «Настоящий колдун», – подумала Ксюха и невольно поежилась.
– Ну?! – прикрикнул на нее Игнат Палыч.
И тогда из-за Ксюхиной спины по-бабьи заголосила Наташа:
– Ой, дяденька Игнат! Ой, простите нас! Не по своей во-о-о…
Она зашлась в рыданиях. Ксюха же, повернувшись к Наташе, указала на ее свиное ухо:
– Вот, сами видите!
Колдун покосился на ухо, хмыкнул, равнодушно пожал плечами:
– А мне-то что за дело?
– Как это – что за дело?! – возмутилась Ксюха. – Хотите, чтоб у девчонки вся жизнь была испорчена?
– Так пусть и обращается к тому, кто испортил, – отрезал колдун, – не по адресу явились!
Наташка завыла тоненько, безнадежно.
– А мы, между прочим, не сами по себе пришли! – наседала Ксюха.
– Отрекомендовали меня, значит? – усмехнулся колдун. – Только я в рекламе не нуждаюсь и работы на дом не беру. И уж тем более не подчищаю за другими. Так что идите себе, девоньки. – И он хотел уже захлопнуть дверь перед Ксюхиным носом.
– Ну уж нет! – Она успела подставить ногу и изо всех сил уперлась руками в дверь. – Мы просто так не уйдем! Нас баба Люба прислала!
Сумерки быстро сгущались, лицо колдуна скрывала тень, но Ксюха успела заметить, как дрогнуло что-то на этом бесстрастном лице.
– Чего выдумываешь? – просипел он. – Баба Люба уж два года как на кладбище.
Ксюха пожала плечами.
– Вам, конечно, виднее, вы – местный. А только я с ней сегодня разговаривала, и она сказала, чтоб я к вам обратилась, если что, – приплела немного Ксюха. – Да еще добавила: скажи Игнату, что баба Люба велела вернуть то, что ему не принадлежит, в смысле, вам.
Колдун опустил голову, задумался, потом распахнул дверь.
– Входите, – буркнул он неприветливо. Девчонки не заставили просить себя дважды.
Дверь скрипнула и закрылась. Ксюха очутилась в непроглядной темноте. С потолка что-то с шелестом сорвалось, пискнуло, и Ксюха с ужасом почувствовала чье-то прикосновение к своему лицу.
– Кыш, – приказал этому кому-то колдун. Он приоткрыл дверь, и в сенях стало немного светлее. Ксюха успела разглядеть темные углы, густо затянутые паутиной и заваленные рухлядью. Она поморщилась. Какой же неряха этот Игнат Палыч, даром что колдун!