Оба собеседника одновременно вздохнули. Это благо относилось к числу прочих, давно ими утраченных.
– И что, – спросил Рахотеп, потянувшись за очередным фиником, – этот Юти на что-то годится?
– Скажу тебе правду, жрец, – он один из способнейших учеников, каких мне случалось видеть. Стоит показать ему что-то лишь однажды, и он запоминает сразу же и навсегда! Несколько раз, – усмехнулся Накти, – мне даже казалось, что он знает вещи, которые я ему не показывал. Должно быть, не раз видел, как работает отец. Но даже если так, его усердие похвально.
– Весьма похвально, – подтвердил жрец. – И что же, Юти с раннего детства показывал столь выдающиеся способности?
– Я не помню его детства, – признался Накти, – кажется, в то время его обучал кто-то из других писцов. Он пришел ко мне уже после болезни.
За разговором не заметили, как стемнело. Старая рабыня вновь вошла в комнату, неся небольшой масляный светильник, который поставила на стол между гостями. Затем рабыня поклонилась, собираясь уходить, но Накти остановил ее.
– Принеси-ка нам доску для сенета. Ты ведь сыграешь со мной? – обернулся он к Рахотепу. – У меня давно не было достойного партнера.
Жрец улыбнулся.
– Сыграю, хотя, боюсь, я тебя разочарую. За последние годы я совсем не играл. У меня тоже не было достойных партнеров, а точнее, не было никаких.
Рабыня вернулась и положила на стол тонкую доску из полированного гранита, а поверх нее – небольшую тростниковую коробочку с пятью белыми и пятью темно-серыми камнями. Рахотеп всмотрелся в игральную доску. Даже при неверном свете масляного фитиля он сумел оценить тонкую работу неизвестного резчика по камню. Каждая из тридцати клеток была чуть-чуть, почти незаметно, углублена к середине – как раз достаточно для того, чтобы камни не скатывались с доски. Линии были проведены ровно, иероглифы на особых клетках в последнем, третьем, ряду высечены искусно и со знанием дела. Поле окружал узор из пальмовых листьев.
Накти расставил на доске камни и протянул гостю шесть коротких палочек:
– Начинай.
Рахотеп кивнул, бросая палочки. Из шести четыре указали вверх. Бывший жрец молча передвинул белый камень на три клетки влево и на клетку вперед.
– Ведь я предупреждал тебя, – покачал головой Рахотеп, когда Накти без особого труда выиграл в третий раз подряд. – Разве меня можно назвать достойным партнером такому игроку, как ты? Давай лучше поговорим. Расскажи, чем ты занимался последние два года? Неужели только учил мальчишек грамоте?
– Не только, – улыбнулся Накти, – несколько раз мне приходилось учить и девочек.
Рахотеп слегка усмехнулся, давая понять, что оценил шутку, и сказал медленно, словно припоминая:
– Помнится, когда-то ты любил в свободное время беседовать со стариками, расспрашивая их о прошлых днях… Ты даже тратил драгоценный папирус на то, чтобы записывать их рассказы.
Накти кивнул.
– Было время…
– А теперь?
– Теперь? Рахотеп, теперь я сам старик, кого же мне расспрашивать?
На этот раз жрец улыбаться шутке не стал.
– Скажи, Накти, – неторопливо произнес он, словно мысль только что пришла ему в голову, – сохранились ли у тебя те свитки?
– Быть может, и сохранились. Какая разница? Если даже имена богов на камне сегодня велят сбивать и заменять новыми, кому какое дело до россказней невежественных стариков?
– Так уж и никому, – прикрыл веками выдавшие вдруг нетерпение глаза жрец. – Сегодня такая ночь, что я был бы рад послушать старые сказки.
– А я предпочел бы поиграть в сенет, – упрямо возразил Накти.
– Со мной? Я думал, ты уже разочаровался.
– Ну что ты. Мне кажется, ты лишь поддаешься мне, хотя и неясно, по какой причине. Ведь когда-то ты был, помнится, одним из лучших игроков и в сенет, и в «собак и шакалов»…
– Время не щадит никого из нас.
– Это верно. И все же давай попробуем сыграть еще раз.
– Ты знаешь, – сказал Рахотеп, не прикасаясь к камешкам для игры, – теперь, думаю, я могу открыть тебе небольшой секрет. Ты помнишь, как когда-то читал нам вслух сказки, привезенные тобой из верховьев Нила?
Накти подобрался. Он кожей чувствовал, что вскоре последует нечто важное.
– Припоминаю, – нарочито небрежно ответил младший писец. – Я побывал в верховьях, сопровождая сборщика налогов в сезон шему. Люди в тех краях рассказывали поистине странные, ни на что не похожие сказки. Я также помню, что они понравились тебе. Ты даже просил у меня тот свиток папируса, чтобы почитать на досуге.
– Теперь, пожалуй, я могу открыть тебе, что сделал это по велению одного из старших жрецов.
Писец удивленно посмотрел на Рахотепа.
– Старших жрецов? Но зачем?
– Мне было велено снять копию с папируса.
– Тебе? Не одному из писцов при храме?
– Мне лично. Должно быть, что-то в нем показалось старшим жрецам достойным внимания богов. Тогда, помнится, я несколько раз перечитал каждую историю, но не заметил ничего особенного. То есть, – поправился Рахотеп, – твое искусство выше всяких похвал, как обычно. Но сами истории… Ты знаешь, теперь, когда я вспомнил про них, мне захотелось освежить их в памяти. Не сделаешь ли ты одолжение гостю, позволив ему еще раз насладиться знаками, что твои руки нанесли на папирус?
Накти чуть сдвинул брови.
– Право, Рахотеп, я был бы рад доставить тебе удовольствие, но я и сам не знаю, куда положил этот свиток. Боюсь, я давно не брал его в руки.
– И я никак не смогу убедить тебя поискать? – Голос Рахотепа стал вкрадчивым и осторожным.
Накти весело засмеялся, словно не замечая перемены в его тоне.
– Ну разве что выиграешь у меня в сенет. Тогда мне придется, чтобы скрыть смущение, удалиться из комнаты, а заодно и поискать тот свиток, о котором ты так просишь.
– Ты смеешься надо мной… Что же, я это заслужил своей настойчивостью.
– Так что, сыграем?
Проиграв, Накти вздохнул, неожиданно широко улыбнулся и крикнул в глубину дома:
– Эй, Тию!
Когда рабыня вошла в комнату и остановилась у порога, он произнес:
– Ступай в комнату, где я принимаю заказчиков. Мне нужно, чтобы ты принесла сюда один свиток, – Накти принялся подробно рассказывать, как выглядит свиток и где именно в комнате его можно найти.
Когда рабыня вышла, Рахотеп, чуть приподняв левую бровь, спросил:
– Ты знаешь так точно, где он лежит?
– Разумеется. Я знаю, где лежит любой из моих свитков. Я слишком ценю каждый из них, чтобы забыть.
– Но тогда почему?..
– Я всего лишь хотел посмотреть, – усмехнулся писец, – насколько сильно ты на самом деле играешь. Ну и, разумеется, понять, зачем ты все-таки пришел в мой дом.
Рахотеп промолчал.
