— Как?
— Мне тут написали… подожди… или «Чешам»…
— Чешэм? — переспросил Виктор, не веря своим ушам: ведь это местечко находится уже за кольцевой.
— Ну да.
То ли сигнал стал получше, то ли он привык разбирать слабые звуки. Виктор отчетливо услышал, как она всхлипнула. И вдруг закричала, истерично рыдая, перемешивая английскую и русскую речь:
— Виктор! Солнце мое, родненький! Забери меня отсюда! Я не могу больше! Я не понимаю, что со мной происходит. Я хочу к тебе, я хочу обратно, домой!!! Виктор!
Виктор крепко зажмурился, зажал рот рукой. Он не мог, не мог сказать: «Все будет хорошо! Мы скоро встретимся». Он никогда ей не врал в том, что было действительно важно для них обоих.
И все-таки следовало приободрить ее.
— Любимая, слушай меня внимательно! — сказал он уверенно. — Никуда больше ехать тебе не надо. Главное, что я теперь точно знаю, где ты. Найди какую-нибудь лапочку, посиди на ней, отдохни, успокойся. Я приеду и заберу тебя.
— Виктор, когда ты меня найдешь? — спросила она голосом, полным тоски.
Ему стало не по себе оттого, что Джей, прекрасно владевшая английским, так коряво сформулировала свой вопрос: вместо «Когда ты за мной приедешь?» — «Когда ты меня найдешь?». Ей так плохо, так одиноко, что распадается приобретенный всего несколько лет назад языковой навык? Или ею тоже владеет это безотчетное ощущение преграды, непостижимо возникшей и неосязаемо стоящей между ними?
Перейдя на русский, чтобы она перестала чувствовать себя такой одинокой и заброшенной, Виктор произнес несколько очень ласковых, предельно интимных слов и по ее короткому, смущенному ответу почувствовал, как оттаяла она и приободрилась. Затем он выяснил название улицы, на которой Джей находилась и готова была его ждать.
— Только не переживай! — неожиданно попросила она. — Береги себя! Все как-нибудь образуется.
Чтобы не терять времени, Виктор взял такси. Назвал сначала Чешэм, но, пока пробирались по центру, сообразил, что маршрут проляжет совсем неподалеку от его дома, и решил заехать. Он сейчас не переживал о расходах на такси, но очень хотелось сесть за руль собственной машины: вынужденное бездействие изводило его.
Дома, торопливо собираясь, машинально подумал, что надо, на случай перемены погоды, захватить ветровку. Брать с вешалки свою куртку, к которой вчера прикасалась жена, заботливо снимая с его плеч, было так горько, как будто он последний раз в жизни дотрагивался до ее рук. Виктор закусил губу и торопливо сказал себе: «Не сметь! Она жива и здорова. С ней ничего ужасного не произошло. Несколько смешных и досадных случайностей. Разве можно из-за этого едва ли не хоронить ее?!»
Он перехватил куртку поудобнее и привычным жестом сунул руку в карман, проверяя, есть ли там деньги. Денег не было ни в одном кармане, ни в другом. «Ах да! — вспомнил он. — Джей ведь вчера выгребла у меня деньги, когда пошла в прокат». Хотел бы он знать, сколько там было: на что ей этого может хватить?
«Самое дорогое, что у меня есть», — вспомнилась ему фраза. Виктор, до сих пор двигавшийся с лихорадочной поспешностью, приостановился. Что это? Откуда эта фраза? Нечто холодное, противно прикасаться, бумага, деньги… ламинат. Есть! Заламинированная бумажка в один фунт стерлингов — то ли настоящая купюра, то ли хорошая копия, и посередине во всю длину — трудночитаемая готическая вязь надписи: «Самое дорогое, что у меня есть». Забавная вещица, поднятая им вчера из лужи на том месте, где стояла старая леди, которую он чуть не задавил и которую обдал с ног до головы водой из-под визжащих колес.
«Неразменный фунт», как тогда, еще усмехнувшись, окрестил заламинированные деньги Виктор, вчера тоже лежал в кармане куртки. Значит, жена прихватила его вместе с другими бумажками и монетками. «Как она могла не заметить?» — с тоской подумал Виктор. Если бы жена заметила эту штуковину, она бы подошла к нему — вместе посмеяться — и оставила бы ее дома, не взяла с собой. Виктор не смог бы толком объяснить, какое имеет значение, прихватила Джей «неразменный фунт» с собой или нет. Однако напрашивалась метафора: самое дорогое, что у него было, — потерял! Метафора казалась сентиментальной, как сопли в сахаре. Но на Виктора от нее повеяло бесконечной тоской, от которой стыло сердце. И губы, не слушаясь хозяина, навязчиво повторяли: «Самое дорогое, что у меня есть… Потерял… Потерял… Потерял…»
Улицы с указанным Джей названием в Чешэме не оказалось — Виктор узнал об этом сразу, причем опросил, перепроверяя информацию, несколько человек. Тем не менее он честно исколесил весь небольшой городок в буквальном смысле вдоль и поперек, внимательно оглядывая автобусные остановки, лавочки, вообще все обочины, пристально всматриваясь в каждую проходящую мимо женщину.
Когда объезд Чешэма был закончен, Виктор вышел из машины около одной из автобусных остановок. Там под стеклом висела крупная и красочная карта транспортных маршрутов Лондона и окрестностей. Виктор хотел попытаться определить по карте номера тех автобусов, которыми добиралась сюда Джей, чтобы проехать вдоль автобусного маршрута. Он не успел найти на карте Чешэм: взгляд его почти сразу уперся в другое название. Виктор ахнул. Как он мог раньше об этом не подумать?!
Местечко Чесхант — к северу от Лондона. Поэтому Джей произнесла так странно: «Чесхам»; она просто не разобрала от руки нацарапанное на каком-нибудь клочке бумаги слово — в конце вместо «nt» прочитала «m». Нужно было попросить ее произнести незнакомое название по буквам. А еще следовало надеть очки, когда перед выездом из дому рассматривал атлас, выбирая маршрут. Может, тогда второе, похожее, название бросилось бы в глаза…
Виктор быстро вернулся за руль и покатил в сторону кольцевой. Дороги были забиты битком: вечер пятницы, начало выходных. Солнце уже клонилось к закату. Было безумно совестно перед женой, которая так давно его ждет. И еще Виктора терзало ощущение ускользающего времени, какого-то безнадежного опоздания.
Новый телефонный звонок жены застал его, когда он только-только выбрался на кольцо. Он вначале обрадовался, что получил возможность все объяснить, успокоить ее и попросить подождать еще немного. Но Джей торопливо сообщила — ее голос доносился совсем издалека, — что обнаружила свою ошибку и собралась вернуться на электричке в Лондон.
«Нет! — хотел крикнуть Виктор. — Ни в коем случае никаких электричек!» Даже он-то с трудом разбирался в расписании железных дорог Соединенного Королевства. Для Джей, которая за город чаще всего выезжала с ним на машине, которая всем видам городского транспорта предпочитала привычное метро, несмотря на разительные отличия старенькой лондонской подземки от шикарного московского метрополитена, — Джей было совершенно противопоказано пользоваться английскими электричками.
