05. Проснувшись ночью часа в три, решил постоять в тамбуре — они всегда открытые, там обычно курят. Поезд ехал быстро, мимо проносилась летняя Германия, прожектора бронепоезда выхватывали из окружающей нас тьмы ее почему-то почерневшие деревья.
На платформе — метра три в ширину — располагалась зенитная установка, но ее никто не обслуживал, и она была не заряжена. Здесь стояли еще три человека и курили. Двое из них о чем-то оживленно беседовали.
Очень красиво, откуда-то издали из тьмы, там, где, казалось, черный край земли соприкасался с розовым, но темным небом, в сторону поезда полетели ярко-желто-красные искры. Романтично…
— Обстрел! — завопил один из стоящих на платформе и упал на пол, закрыв голову руками. То же самое сделали и все остальные. Но мне это все нравилось. Это же красиво! Наверное, тогда я еще не до конца проснулся… И тут сзади на меня кто-то навалился и, уронив, прижал к полу, накрыв собой. Оказывается, кроме всех людей, которые здесь были, был и еще один…
— Ты что, дура!? Это же «Вулкан»! Попадет один снаряд, и от тебя останутся лишь ноги да руки!
По-моему, ни один снаряд, выпущенный из «Вулкана», в наш поезд так и не попал.
Зато я понял, кто следит за тем, чтобы я не сошел по пути с бронепоезда.
06. Пытался все разговорить этого товарища, но всякий раз он делал вид, что ничего не понимает. Лишь посоветовал мне, что коль уж я в гражданской одежде, то и ботинки мне нужно сменить на гражданские, а то тут не хуже нашего знают, кто может себе такое позволить, и — не как в России — почтут за честь такого завалить при первом же удобном случае.
— Кто? Мы же уже полгода как здесь все оккупировали?
— Кто-кто? Постоянно вылавливаем ребят… в основном со снайперскими винтовками. С недавних пор таких отправляем в Москву. В расстрельную учебку.
Здесь это называют так.
07. Мне снилось, что я брожу, скрываясь от милиции и от людей, в любой момент научившихся по поводу и без повода звонить «куда надо», по центру Москвы. Я не один, и, если нас поймают, ей достанется.
Мне снилось, как я с гордостью достаю гэбэшный документ и показываю его военному патрулю, после того как пьяный залез в фонтан на Манежной площади. Сначала она сделала вид, что не со мной, но потом, гордо выпячивая грудь вперед, стала заявлять что-то типа:
— Отстаньте от нас и не мешайте отдыхать фронтовикам — сопляки, пороху не нюхали!
08. Сон был тяжелый, почти бредовый, с больной головой я проснулся тогда, когда бронепоезд максимально снизил скорость при подъезде к Бонну. На платформе, уже поняв, что я догадался, что он за мной следит и меня должен сопровождать и оберегать, парень, накрывший меня своим телом при обстреле бронепоезда, рукой показал мне в сторону черной гражданской машины, стекла которой были зеркальные, и, кто внутри, видно не было.
— Вам туда! — сказал мой сопровождающий. — Дальше будьте осторожней! Западная Германия, а тем более Франция просто кишмя кишат паразитами-сопротивленцами — ничто их не пробирает!
Протягиваю ему руку, для него это почему-то неожиданность, и, слегка замявшись, мы обмениваемся рукопожатиями.
— Паренек, это только в начале службы кажется, что теперь все о'кей, на самом деле очень многие в органах годами не поднимаются выше хоть на немного. То, что ты в органах, еще не значит, что теперь твоя жизнь до конца дней твоих будет сплошной зашибись. Или ты здесь только затем, чтобы носить армейские ботинки вместе с гражданской одеждой? — А он еще и шутить умеет!
09. Сажусь в машину — кресло рядом с водителем. Удивляюсь, но в машине лишь один человек — он-то и есть водитель.
— Срочно переоденьте ботинки!
Вру, что у меня других нет. Говорит, что, типа, совсем распоясались, снимает свои и отдает мне.
— Вот, наденьте! Блин.
Его ботинки мне малы, но надеваю, не переча. Куда-то едем! Проезжая мимо некоей улицы, а в Бонне следы разрушений все-таки есть и иногда весьма значительные (берлинцы за два дня до капитулирен сообщили боннцам, что нужно надеть противогазы???), видим розовое облако над дорогой. Водитель быстро закрывает себе нос и рот носовым платком.
— Немедленно наденьте противогаз!
Спрашиваю: это что, дедовщина? Так за нее уже двадцать пять лет расстреливают! Но подчиняюсь.
«Рядовой должен уметь напялить противогаз на рожу за двенадцать секунд, иначе он может и сдохнуть» — слова нашего инструктора по химзащите Орлова.
Еще он «шутил», что при необходимости рядовой должен уметь напялить противогаз еще и себе на жопу.
Я путаюсь, и у меня уходит на все про все полминуты. Водитель неодобрительно цокает языком. Потом я все-таки надеваю противогаз. И через минуту начинаю в нем так сильно задыхаться, что через две минуты противогаз срываю со своего лица. Делаю глубокий вдох… Начинаю засыпать и… Мне хочется улыбаться! Последнее, что я вижу, — лицо водителя, искаженное гримасой неимоверного раздражения:
— Ну и людей же набирают сейчас в органы, прости, Господи! — легким движением руки он срывает блокирующий клапан с фильтра моего противогаза. Я его забыл снять.
«Ты, мудак, задохнешься от собственной глупости», — как говорил нам в таком случае инструктор Орлов. И оформлял три дежурства по общим туалетам.
10. Но не все такие с виду грозные ребята на самом деле уж такие, как выглядят. Постепенно и с ним мы разговорились. В Бонне он меня устроил в какой-то гостинице для офицеров среднего звена. Там было довольно-таки уютно, если бы не усиленная охрана, маячившая то тут, то там. В ресторане, к примеру, я постоянно ловил на себе голодные взгляды солдат. А когда я пил немецкое пиво в баре! Нет, их, конечно, кормят. Но… консервами… я-то знаю!
Мой водитель — а звали его… Маслов. Максим. Алексей. Тарасенко. Очень приятно! Чуть ли не с насилием выбил из меня обещание… Что я больше никогда не буду надевать одновременно гражданскую и военную одежду.
— Если у снайпера будет выбор — ты, такой… расфуфыренный, в такой одежде, и, скажем, хенераль, — он выберет тебя.
11. На утро, а Маслов переночевал в соседнем номере, мы распрощались. Мне пришлось прогуляться по Бонну и найти магазин обуви. Очень неохотно со мной общаясь, продавец помог мне выбрать ботинки. Он усиленно делал вид (но то, что это не так, я понял сразу), что не понимает по-русски. Наконец-то отдаю ему рубли — гримаса отвращения.
Надеваю новенькие прогулочные мягкие ботиночки и выбрасываю в ближайшую помойку ботинки Маслова. Интересно, что у него такой маленький размер ноги сам-то он выглядел как здоровяк.
