Спустился в гостиную, не чувствуя под собой ног, сел в кресло перед камином и долго смотрел на нее. Который час, я не знал и знать не хотел. Забыл о времени — что мне до него было? С портрета улыбалась она. Ее глаза сияли. Я чуял ее запах… неприятный, но возбуждающий, терпкий, мускусный.
И что мне до Сола? — подумал я вдруг. Кто он такой? Совершенно чужой человек — из другого мира, другой жизни. Мне нет до него никакого дела.
«Ты его ненавидишь», — сказал кто-то у меня в голове.
И все рухнуло, как шаткий карточный домик.
Слова эти настолько возмутили сокровенные глубины моей души, что в глазах мгновенно прояснилось, словно с них спала пелена. Я с изумлением огляделся по сторонам. Боже милостивый, что я делаю до сих пор в этом доме?
Содрогнувшись, я вскочил и ринулся наверх, одеваться. На часах, как я успел заметить, было уже три пополудни.
Пока я натягивал на себя одежду, ко мне одно за другим возвращались нормальные ощущения. Я почувствовал холод пола под босыми ногами, желание есть и пить, услышал мертвую тишину, парившую в доме.
Мысли кипели. Я понял все — почему Солу хотелось умереть, почему так долго тянулся для него день, почему с таким нетерпением он ждал ночи. Теперь я все мог объяснить, и он должен был мне поверить, потому что я прошел через это сам.
Сбегая по лестнице, я думал, как расскажу ему о мертвецах дома Слотера, которые, злобствуя из-за постигшего их неведомо по какой причине проклятия, пытаются заманить живущих в свой вековечный ад.
Все кончено! — возликовал я, заперев входную дверь. И поспешил, не обращая внимания на дождь, в больницу.
Тень, притаившуюся у крыльца, я не заметил.
VIIIКогда женщина за стойкой сказала мне, что Сол выписался за два часа до моего прихода, я остолбенел. Вцепился в стойку, лепеча севшим голосом, что она, наверное, ошибается, этого не может быть. Но она лишь покачала головой.
Силы меня разом оставили. Вернулись слабость и страх. Я готов был заплакать, но сдержался. Вокруг были люди, и все они глазели мне вслед, пока я шел к выходу, едва держась на ногах. Голова закружилась, я пошатнулся, чуть не упал. Кто-то схватил меня за рукав, спросил, хорошо ли я себя чувствую. Я что-то пробормотал в ответ, не заметив даже, мужчина это был или женщина.
Вышел на пасмурную улицу. Дождь к тому времени усилился, я поднял воротник плаща. Меня терзал один вопрос: где Сол? И сомневаться в ответе не приходилось. Дома. Куда еще он мог пойти?
Я побежал к трамвайной остановке. Путь до нее казался бесконечным. Все, что я помню, — дождь бил в лицо, мелькали по сторонам серые дома. На улице не было ни души, все проезжавшие мимо такси оказывались занятыми. Сумерки сгущались.
Споткнувшись, я налетел на фонарный столб и едва успел схватиться за него, чтобы не упасть в лужу.
Услышал лязг и звон, увидел трамвай, кинулся к нему. Дал доллар кондуктору и тут же забыл об этом. Вспомнил, когда меня окликнули, чтобы вручить сдачу. Вися на поручне, раскачиваясь вместе с трамваем, я думал лишь о брате, который оставался сейчас один на один с ужасами проклятого дома.
От духоты в вагоне, запаха мокрой одежды, сумок, зонтов меня мутило. Закрыв глаза и стиснув зубы, я стал молиться, чтобы мне позволено было успеть домой, к брату, пока не произошло самое страшное.
Наконец я доехал, выпрыгнул из трамвая и бегом помчался к дому. Дождь лил все сильнее, слепил глаза. Поскользнувшись, я все-таки упал, ободрал колени и локти, промочил одежду. Поднялся со стоном и побежал дальше, почти не видя сквозь плотную завесу дождя, куда бегу, ведомый одним инстинктом.
Дом темной тенью замаячил впереди. И словно притянул меня к себе — я не заметил, как очутился на крыльце.
Кашляя, трясясь в ознобе, торопливо толкнул дверь и не сразу поверил в свое счастье — она оказалась заперта. Конечно, ведь у Сола не было ключа!
Едва не заплакав от облегчения, я спустился с крыльца. Где же он? Надо поискать…
Я двинулся было по дорожке вокруг дома. И тут меня словно хлопнули по плечу. Я резко обернулся и увидел, при свете сверкнувшей в этот миг молнии, разбитое окно рядом с крыльцом. Дух во мне занялся, сердце заколотилось.
Он — в доме. А она… уже явилась к нему? Или он еще лежит один в постели, улыбается бессмысленно темноте, дожидаясь сияющих объятий?
Я должен спасти его.
Преисполнившись решимости, я поднялся на крыльцо, отпер дверь и оставил ее открытой настежь, чтобы нам ничто не помешало убежать. Вошел и двинулся к лестнице.
В доме стояла тишина. Такая, словно гроза бушевала на самом деле вдалеке. Шум дождя был еле слышен. Но на очередном шагу я вздрогнул и застыл на месте — дверь за мной внезапно захлопнулась.
Ловушка. Похолодев от страха, я чуть не кинулся обратно, готовый сбежать, если удастся открыть дверь. Но вспомнил о брате и усилием воли воскресил в себе решимость. Один раз я победил этот дом и должен победить снова. Ради Сола.
Я дошел до лестницы. Путь озаряли синеватым мертвенным светом вспышки молний за окнами. Поднимаясь, я крепко держался за перила, шепотом веля себе не бояться, не поддаваться вновь чарам дома.
Возле спальни брата я остановился. Припал к стене и закрыл глаза. Вдруг он уже мертв? Такого удара мне не снести. Отчаяние лишит меня сил, и дом, воспользовавшись мгновением слабости, возьмет надо мной верх, окончательно завладеет моей душой.
Нет, нельзя об этом думать. Нельзя представлять себе жизнь без Сола, пустую, лишенную смысла. Он — жив.
Цепенея от страха, я непослушными руками открыл дверь. В комнате было темно, как в аду. Я сделал глубокий вдох, сжал кулаки. И тихо позвал:
— Сол!
Меня заглушил раскат грома. Сверкнула молния, на миг осветив комнату, я быстро огляделся, но увидеть ничего не успел. Вновь стало темно и тихо, лишь дождь стучал по окнам и крыше. Я осторожно шагнул вперед, что есть силы напрягая слух, вздрагивая от каждого шороха. Может, его здесь нет? Но если он в доме, ему больше негде находиться, кроме этой комнаты.
— Сол! — позвал я громче. — Сол, отзовись.
И шагнул к кровати. Тут дверь в комнату закрылась, что-то скрипнуло в темноте у меня за спиной. И, только я развернулся, меня схватили за руку.
— Сол! — вскрикнул я.
Сверкнула молния, ярко озарив комнату, и я увидел прямо перед собой белое, искаженное злобой лицо брата. Держа меня одной рукой, другой он заносил над моей головой подсвечник.
Удар был так силен, что я не устоял на ногах, упал на колени. Голову пронзила невыносимая боль. Рука, державшая меня, разжалась, я рухнул на пол. И последним, что я услышал, перед тем как провалиться в беспамятство, был смех. Его смех.
