- Ты мерзкий педик, - зашипел он ему в лицо, сжимая его шею, и я понял, что он сейчас задушит его. Я еле оторвал его от несчастного Эвана и заставил уйти в другую комнату. Там мы обстоятельно поговорили и решили, что не будем трогать парня, пока его отец не заплатит нам всё, что нужно. Мы ждали распоряжения босса о, том, чтобы сообщить Брайту, что его сын у нас. Но Босс Ландау медлил. Настала ночь. Я выпил пива и довольно быстро уснул. Но уже через пару часов был разбужен приглушёнными криками и плачем. Я вбежал в комнату и увидел, что Лиам, навалившись всей своей массой, насилует этого смазливого педика. Я хотел это остановить, ей-Богу, я кинулся к ним, но наткнулся на дуло пистолета Лиама.
- Только попробуй и ты труп!
- Что ты делаешь? У нас не было указаний издеваться над ним!
- Плевал я на указания, я не давал согласия быть рядом с пидорами, если я захочу, убью его!
- Ты с ума сошёл, мы останемся без денег, Ландау сожрёт наши внутренности на обед, оставь его!
- От него не убудет, он же, как девка, смотри на него, похож на девку, - он зажимал ладонью его рот.
Мы долго спорили, в конце концов, мне пришлось отступить. Что было потом? Потом начался ад! Ландау не звонил нам, не давал ни каких указаний, более того, он пропал, не брал трубку телефона, никто не мог сказать, где он. Шла уже третья ночь, и я начинал сходить с ума, от этих криков. Он избивал и издевался над ним, полосовал ножом его тело, вырезал ругательные надписи на коже, тушил окурки, отрезал пальцы. На очередное утро, я поднялся в туалет, еле полз, не продирая глаз и тут наткнулся на него. Этот парнишка Эван каким-то образом выбрался из комнаты, пока Лиам спал. Он стоял в паре метров от меня, в изорванной футболке, пропитанной собственной кровью, без штанов. На его губах запеклась кровь, измученный, изрезанный, избитый, с перемотанной куском футболки правой рукой, у него не было двух пальцев на ней. Умоляющим взглядом он смотрел на меня, дрожа от страха. Его взъерошенные, спутанные волосы прилипли к щекам от слёз и крови. Так мы смотрели друг на друга в течение пары минут, я не знал, что делать. Мои мысли метались в голове, а потом в комнате зашевелился Лиам, и Эван бросился ко мне, прижался, в ужасе сжимая мою одежду онемевшими пальцами. Он что-то бесконечно шептал, я не разобрал. Я знал, что он просил защитить его, и, чёрт возьми, я хотел сделать это. Впервые в жизни, я не хотел никого убивать! Лиам с рёвом медведя выполз из комнаты. Эван прижался ещё сильнее и задрожал. Я знал насколько он слабее нас, знал, что он измучен, изнасилован и готов поверить кому угодно, чтобы его хоть как-то защитили от дальнейших издевательств. Он отстранился и посмотрел мне в глаза своим заплаканным светлым взглядом, умоляющим и обречённым. Я мог схватить его и наставить пушку на Лиама, мог просто дождаться ответа Ландау, ведь рано или поздно он же должен был ответить! Я мог спасти его жизнь, но вместо этого, отстранил его от себя и толкнул к Ривену, хладнокровно и беспощадно. В его глазах читался бесконечный ужас, когда это чудовище сжало его всей своей мышечной массой. Он продолжал смотреть на меня до последнего момента, пока Лиам не уволок его в свою комнату. И этот взгляд все эти годы преследует меня. Почему я не спас его? Потому что он был геем? Я не знаю, мне тошно об этом вспоминать, как и тошно всё моё прошлое. На седьмой день издевательств Эван Брайт скончался, не выдержав. Он дотянулся до ножа и вонзил его себе в сердце. Откуда у такого маленького измученного существа оставалось столько сил, чтобы пробить свою грудную клетку и навсегда застыть на полу в позе эмбриона? Откуда в его голове вообще возникла эта идея? Он уже не верил, что мы пощадим его? Я мог спасти его, просто не позволить дальше издеваться над ним, но я не сделал этого. Я посчитал себя слишком сильным, чтобы поддаться жалости. Буквально на следующий день мы узнали, что Ландау пришили люди из конкурирующей группировки, наше задание заранее было провальным. Я уходил из этой квартиры с опустошающим чувством глубочайшей депрессии. Зачем мы убили этого парнишку? Ну, трахался он с другим мальчиком, какое нам дело? Он мог дать нам денег за свою свободу, а мы просто заставили его убить себя. Я чувствовал себя в равной степени виновным в произошедшем, в отличие от Лиама Ривена, он был рад и не скрывал этого. Рад чему? Нашего босса убили, мы были по уши в дерьме, а он сидел и довольно улыбался, именно в тот момент я отчётливо понял, насколько он безумен, одержим своим гневом. Прошло уже много лет, но эта история не даёт мне покоя. Я ломал кости, стрелял в людей, бил их, но этот Эван Брайт оказался таким беззащитным, таким хрупким, ему нужна была моя помощь, и он почему-то решил, что я смогу защитить его, я, уголовник и убийца смогу спасти его. Он был неправ, прошлый я не позволил бы себе поддаться этим чувствам. Нынешний я сожалеет о его смерти. Теперь с определённой периодичностью, он является ко мне в кошмарах, как проклятие, которое я сам наложил на себя. Он ничего не делает и не говорит, просто смотрит своим застывшим заплаканным взглядом. Что я мог сделать? Я ходил в церковь, я думал, что смогу донести до него своё сожаление через Бога. Но мне сказал, что там, куда попадают самоубийцы, Бога нет. Благодаря нам, он стал самоубийцей, а не жертвой. Мы отправили его душу на скитания. Мы заставили его сделать это. Теперь, когда я стал верующим человеком, я знаю, что за мои деяния, меня ждёт ад, но я бы отдал всё, чтобы вернуть этому мальчику жизнь, или хотя бы отправить его душу в другое место.
16.
Меня зовут Лиам Ривен. По решению суда два года назад я был помещён в психиатрическую клинику, где пребываю и по сей день. Я не думаю, что болен, как и не думаю, что те люди, поместившие меня сюда, хоть чем-то от меня отличаются. Я лишь делал то, что должен был – убивал шавок. Последнее время они сильно расплодились и заполонили всё жизненное пространство. Их существование сильно отравляло мне жизнь. Вечно орущий ребёнок у соседей, ворчливая старуха с первого этажа, дети, играющие в какие-то шумные игры прямо под окном, в то время, когда я решил поспать. Все эти шавки уже давно гниют в земле. С такой же страстью и ненавистью я расправлялся с педиками и шлюхами. Я так сладко трахал их, с жадностью, будто голодный зверь. Они визжали и вырывались, я затыкал их рты и продолжал сношаться с этими грязными потаскухами и смазливыми парнями, резал их тела, лакал кровь и снова трахал, иногда даже не замечая, что они уже умерли. Я мог часами, днями, неделями издеваться над одним из них, отрезая палец за пальцем, упиваясь их бессилием и отчаянием. Я вылавливал, выискивал, выслеживал их, словно цепной пёс, изголодавшийся по свежему мясу. Мои глаза горели, ладони становились мокрыми от волнения. Я обожал с хрустом ломать их кости, вырывать глаза, откусывать языки. До сих пор при этих воспоминаниях у меня встаёт. Я был их Богом и повелителем, многие из них до последнего верили, что могут спастись и покорно ждали, когда я закончу издевательства, другие уже понимали, что им не спастись и из последних сил пытались причинить мне вред, либо сами кончали с собой. Но чем больше их было, тем больше меня захватывало это, словно липкий сумрак проникал в меня и заволакивал моё сознание. Я уже не мог без чужой боли, без страха и ужаса. Всё решил случай, один единственный, но после него время пошло на убыль, тогда я ещё этого не понимал, но теперь точно знаю, если бы не он, всё было бы иначе. Я со своим приятелем Винсентом подписался на одно дельце, довольно простое – выманить деньги у местного чудика. Я знаю, что всё провалил, когда увидел этих двух целующихся мальчишек, я понял, что не смогу находиться рядом с этим педиком, чтобы не попробовать откусить кусок его плоти. И я сделал это, я отрезал ему два пальца и слушал его душераздирающие крики, затыкая рот, кровавой тряпкой. Я смотрел в его глаза и наслаждался его умоляющим взглядом. Такой беззащитный, мерзкий, похожий на девчонку. Кажется, его звали Эван. До сих пор воспоминания о нём, заставляют меня неистово дрочить, если бы не мои обездвиженные руки, я бы тут загадил все углы своей спермой. Его так сладко было насиловать, он сжимался в дрожащий комок и тихо всхлипывал, когда я делал это. Такой красивый, богатый, избалованный педик. Эти мысли доставляли мне ещё больше удовольствие. Сношать обеспеченного мальчика, который почему-то решил встречаться с таким же, как он. Я тушил об него сигареты, резал его руки, лицо, тело, кусал до крови кожу. И всё глубже и глубже погружался в эту тёмную БЕЗДНУ, сладостную и оттого такую притягательную. Винсент сначала пытался что-то сделать, но потом смирился. И лишь крики и плач Эвана оглашали это пустующее здание. Но всё кончилось на 7-й день, когда мальчишка воткнул нож себе в сердце. Весь мой поток сладкой боли, он иссяк. И тут я вернулся в реальность, нашего босса убили, Винсент был сильно зол на меня из-за смерти парнишки, без денег, без перспектив, с трупом, висящим на нас. Я понимаю причину его злости, но я остался доволен, меня ещё несколько месяцев не отпускали эти приятные воспоминания, я в своих снах каждый день возвращался в эту комнату, к его прекрасным глазам, полных слёз, к его истерзанному телу… С Винсентом мы очень быстро разбежались по разным городам, я слышал, что он завязал с криминалом. А я уже сильно влип в свою бездну, да-да, я думаю у каждого своя бездна, затягивающая в безысходность. У кого-то это алкоголь и наркотики, у кого-то секс, у кого-то деньги, у меня это была чужая боль. И вот с того момента прошло три года, я голодным зверем выискивал очередную жертву. Кто это был на сегодня, девушка или ребёнок? Это не так важно, главное, чем беззащитнее или раскованнее жертва, тем приятнее её убивать. Я сидел в баре и фантазировал, бутылка пива в моей руке уже давно стала тёплой, а я всё закрывал глаза и погружался в сладостные мысли. И тут между тем, как я сделал очередной глоток и снова закрыл глаза, я заметил этого парня. Мерзкий, смазливый, в чёрной обтягивающей футболке, с чёрными клёпаными напульсниками и кучей всякой металлической дряни на запястьях. Мне показалось, что он посмотрел в мою сторону, именно в этот момент я решил его убить. Не знаю, был ли он педиком, или только моё воображение рисовало это, но мой член зашевелился в штанах при одной только мысли, что я отрежу ему язык. Я не так отчётливо помню, каким образом завязал с ним разговор, зато я помню тот момент, когда мы оказались в тёмном закоулке, я смотрю ему в глаза, он прислонился к кирпичной грязной стене. Мусорные баки, холод и сырость, я решил, что убью его прямо здесь, но сначала, заставлю его кричать и умолять меня о пощаде. Я провёл пальцами по его волосам, он улыбнулся, мне показалось что-то странным и подозрительным в его улыбке, но на тот момент я не придал этому значения, но теперь я понимаю, что он всё знал, он знал, что я не отпущу его, что я опасный тип. Как он, такой юный и красивый пошёл с таким, как я? Почему это не показалось мне подозрительным? Я хотел укусить его за губу, но едва я склонился над ним, парень вонзил нож мне в живот, я чётко ощутил, как разрезаются мои мышцы, но боль пришла не сразу. Я опешил, а он стоял и улыбался. Я решил, что сейчас порву на тысячи кровавых кусков, этого ублюдка! Я кинулся на него, но мои движения оказались неуклюжи, он просто отскочил в сторону и снова заулыбался, а я упал на одно колено.
