В действиях неизвестных содержатся признаки преступлений, предусмотренных ст. ст. 97, 139 п. а и п. в, ст. ст. 154, 206 п. б и п. д, ст. 217 УК РСФСР.
Меры, принятые к установлению и задержанию преступников, положительных результатов пока не принесли.
На основании изложенного, руководствуясь ст. ст. 157, 158 и ч. 3 ст. 208 УПК РСФСР,
ПОСТАНОВИЛ:
— Производство по уголовному делу № 1743-Т/35 приостановить за неустановлением лиц, подлежащих привлечению к уголовной ответственности в качестве обвиняемых.
— Объявить граждан Воланда, Азазелло и Коровьева («Фагота») во Всесоюзный розыск.
— Копии данного постановления направить в Главное оперативное Управление НКВД СССР и в Прокуратуру города Москвы.
Ст. следователь капитан госбезопасности А. К. Аскерко
Человек в синей коверкотовой гимнастерке, с капитанскими «шпалами» в петлицах, поставил размашистую подпись и горько усмехнулся. Ему никогда еще не доводилось вести таких странных уголовных дел. И таких объемных дел — двадцать три пухлых тома едва влезли в его служебный сейф.
Протоколы допросов многочисленных потерпевших и свидетелей пестрели невероятными фактами. Их показания сквозили мистикой, массовым одурманиванием и шарлатанством. Все потерпевшие и некоторые свидетели требовали помещения их в специальную бронированную камеру. И постоянно путались в своих показаниях, городя откровенную чушь и небывальщину. Но, ладно бы, просто показания, которые можно было списать на гипноз или больное воображение — преступники оставили ощутимые материальные следы.
Капитан задумался и неожиданно пришел к весьма парадоксальному выводу, — а, ведь эта банда пыталась совратить с пути истинного наших советских людей, вводя их в искушение заграничным ширпотребом и даровыми деньгами. Этот самый Воланд, своими, неподдающимися систематизации, действиями стремился доказать, что зло лишь спит в людях, но стоит его разбудить и…
На столе зазвонил внутренний телефон.
— Капитан Аскерко слушает, — следователь взял черную эбонитовую телефонную трубку.
— Постановление готово?
— Так точно, товарищ майор.
— Давай без официальностей. Вот что, Александр Козьмич, подготовь проект развернутой справки по данному делу, за подписью товарища Ягоды. И принеси мне, помаракуем вместе, как правильно и пограмотней изложить всю эту чушь.
— За подписью самого наркома?
— Да.
— На чье имя адресовать справку, Константин Агеевич?
— Ни на чье. Просто справка и все. Говорят, будут докладывать в самые верхи. Якобы, даже, Самому.
— В какой срок?
— Максимум — завтра к вечеру. Чуть не забыл, приложишь к справке копию своего постановления.
— Понял, Константин Агеевич.
— Ну, давай — действуй. Да, объем справки — не более двух печатных листов.
— Есть!
Капитан положил на аппарат трубку и озабоченно почесал в затылке.
— На двух листах изложить все эти события? Да, еще попытаться дать им юридическую оценку? Придется заночевать сегодня в управлении…
Факты, изложенные потерпевшими и свидетелями по этому делу, выглядели бессистемным нагромождением бессмысленных действий членов удалой шайки и их главаря, не поддавались никакому объяснению и не подчинялись человеческой логике.
— Будто сам Сатана здесь накуролесил, — следователь произнес это вслух досадливо и с озлоблением.
И, тотчас, виски его сдавило будто стальными пальцами, в затылок уперлось нечто вроде зазубренной вилки, а в лицо дохнуло ледяным холодом.
— Не упоминай, без надобности, имени этого, — членораздельно и страшно произнес чей-то бестелесный голос.
Капитан очумело повел по сторонам глазами. В кабинете ничего не изменилось, и все же появилось неощутимое впечатление, что кто-то незримый здесь только что побывал.
— Задремал, что ли? — его взгляд метнулся к циферблату наручных часов — время почти не сдвинулось.
Он тоскливо оглядел, заваленный бумагами и делами, видавший виды, стол светлого орехового дерева. Перевел взгляд на окно, исхлестанное ранним, мокрым и прилипчивым снегом, не добавившее ему бодрости своим видом. Затем снова уткнулся в стол и обреченно придвинул к себе обшарпанную, но надежную, пишущую машинку. Если и удастся соснуть, то не более двух-трех часов.
Впрочем, бессонных ночей в те напряженные годы у капитана хватало. Начиналась масштабная чистка партийного, государственного и хозяйственного аппарата громадного, первого в мире, социалистического государства…
Глава четвертая
1.1. Слова влекут за собой дела
К ночи город очутился во власти игроков, пьяниц и обжор. Иерусалим внешне затихал, но зато начинал жить иной, вечерней, а, затем и ночной жизнью. Полки сотен небольших лавчонок ломились от груд лакомств — хрустящих, пахучих, начиненных фруктами, пряностями и медом. Харчевни, таверны, трактиры, постоялые дворы исторгали чад пальмового масла и жареного мяса. Они заполнялись самым различным по обличью, занятиям и наречиям людом.
— Похоже, и нашим желудкам уже недостает смирения, — Фагот вопросительно глянул на своих сообщников.
Никогда не отличавшийся худобой кот, хотел есть и пить, казалось, всегда. Азазелло неопределенно дернул плечами.
— Тогда поищем подходящее место, чтобы сразу начать и задуманное, — решил Фагот. — Нужно только выяснить, как выглядят местные деньги.
— Но ведь Азазелло… — начал всполошившийся кот.
— Я всучил им советские серебряные полтинники, чеканки 1924 года, взятые мной из коллекции покойного Берлиоза, — спокойно пояснил Азазелло, почесывая ожесточенно спину под плащом.
— Но… — еще громче заорал кот.
— Тише. Ты всполошишь всю улицу, — шикнул на него Фагот.
— Их уже нет. Ни у водоноса, ни у зеленщика, — безмятежно констатировал Азазелло, — э-э-э, что-то ползет у меня между лопаток. Ну-ка, — повернулся он спиной к Фаготу.
Мощный удар худосочного обладателя клетчатого халата едва не поверг рыжего здоровяка носом в уличную пыль. Он встряхнулся и с уважением глянул на узкую, непримечательную силой, ладонь, потрясшую его могучий организм. Кот, на всякий случай, отступил подальше.
В городе замерцали первые светильники. Судя по вывеске, запахам и пьяному гомону, впереди обнаружилась искомая харчевня, и друзья ускорили шаг. Кот, держа цепочку в лапах, плелся за ними пастушьим псом.
Харчевня была почти полна. Судя по говору, здесь были представители самых разных рас и народностей. За изрезанными массивными столами сидели люди в различных одеяниях. Среди них выделялись чернокожие нубийцы и мавры, смуглые, почти до черноты, кочевники ливийских и аравийских пустынь, смугловатые греки и фракийцы, белокожие британцы и галлы и даже двое с желтой кожей и раскосыми глазами.
