— Ой, простите.
— Все нормально, Лаура, — успокоил ее Брэдли, с доброжелательным видом взмахнув ананасом. — Я должен пойти взглянуть, не добавил ли Фес чего-нибудь лишнего в пунш. Это не его вина; ему, похоже, нравится вкус пены для ванны…
Прежде чем повернуться и уйти, Брэдли бросил на Кристиана многозначительный взгляд, но тот предпочел не придавать ему значения.
Свет от канделябров окружил Лауру ореолом, ее волосы заблестели, платье стало казаться снежно-белым. Она подошла совсем близко к Кристиану — сама, за руку он ее не тянул, — ее волосы приятно защекотали ему лицо, когда она прошептала:
— Тебе не следовало так одеваться ради меня.
Кристиан посмотрел на свою спортивную рубашку и джинсы.
— Ты можешь оставаться таким, какой есть, — продолжала Лаура, выразительно глядя на него.
— А я такой и есть, — сказал Кристиан. — Я тебя не понимаю.
Он почувствовал себя очень неловко, но, прежде чем успел спросить, что конкретно она имела в виду или что она подумала о нем, Лаура снова прижалась к нему; ее теплые губы оказались у самого его уха, и она спросила шепотом:
— Ты проведешь меня в свою комнату?
Объяснения могли подождать.
— Да, — ответил Кристиан. — Безусловно. Я уверен, тебе это понравится. То есть, я имею в виду, комната. Она отделана, Фэйи специально нанимала мастера.
Лаура понимающе рассмеялась, и он повел ее обратно вниз по лестнице, слегка обняв за талию. Ее сердце билось очень быстро. Его мысли, казалось, подстроились к нервному ритму ее пульса и беспорядочно кружились в голове.
— Что, твоя спальня находится в подвале? — спросила Лаура и нервно рассмеялась. — Ну да, конечно. В этом есть смысл.
Кристиан открыл дверь в свою комнату и мысленно поблагодарил Фэйи за хороший вкус. «Изысканность, — сказала тогда Фэйи. — Здесь нужна изысканность». Когда же Брэдли после этого заявил, что не следует выставлять все клыки напоказ, она стукнула его своим «блэкбери»[4].
Комната Кристиана была отделана в кремовых тонах, над камином висела репродукция картины Моне «Водяные лилии». Своей яркостью на общем фоне выделялись лишь темно-красные шторы, свисавшие складками по бокам еще одной двери, которая никуда не вела, — ее установили, чтобы заслонить единственное в комнате окно.
Все и в самом деле выглядело бы отлично, если бы Кристиан не оставил посреди комнаты свой гроб с лежащей рядом на полу крышкой, вместо того чтобы затолкать все сооружение под кровать, также имевшуюся в комнате.
— Э-э-э… Извини, — пробормотал Кристиан и бросился к своему спальному устройству.
— Нет, — сказала Лаура, — все в порядке. Пусть останется так.
Он слышал, что девушки любят создавать настроение, но ему даже думать не хотелось, какому настроению может способствовать вид гроба.
— По крайней мере, надо убрать его с дороги, — заметил Кристиан, — чтобы мы могли добраться до…
Лаура смотрела на него, ее взгляд выражал недоумение.
— Но если твои намерения изменились, — торопливо продолжил Кристиан, — это вполне, совершенно нормально. Я пойму тебя. Мы можем вернуться на вечеринку…
Он остановился на полуслове, когда Лаура подошла и приникла к нему, а он ее обнял, обхватил руками и притянул к себе почти неосознанно, потому что она излучала тепло и нежность, от нее исходил приятный аромат, и он хотел, чтобы она осталась с ним здесь, страстно хотел, чтобы и она хотела того же.
Она подняла к нему лицо, и он поцеловал ее легко и осторожно, не прерывая дыхания, давая ей возможность самой выбрать темп сближения. Каждый раз, прикасаясь к ней, он слышал бурное биение ее сердца, и оно звучало для него как песня жизни и наслаждения. Он снова легко поцеловал ее в губы, в самые их уголки, потом в подбородок и опять в губы. Она вздрогнула, словно не ожидала от него подобной нежности, и его клык при этом поранил ее губу. Кристиан ощутил вкус крови.
— Ой, прости меня, — пробормотал он и разжал объятия.
— Все хорошо, — прошептала Лаура.
Ее голос слегка дрожал, но причиной тому было, скорее, возбуждение, поскольку она запустила пальцы в его волосы, нагнула его голову и их лица снова сблизились.
И он опять целовал ее, осторожно прижимаясь своими губами к ее губам со всей нежностью, на какую был способен. Он не хотел пробовать ее кровь. Происходящее не имело отношения к питанию.
Ее губы раскрылись, такие податливые и манящие. Пальцы в его волосах напряглись. Он стал целовать ее немного крепче — в щеку, в подбородок, в ямочку под нижней губой. Она еще ниже пригнула его голову, так что теперь его губы скользнули с ее подбородка на шею.
Но даже в этот момент он ничего не понял. Он целовал ее шею, там, где под защитой нежной кожи ощущалось частое биение ее сердца.
— Сделай же это, — сказала она решительным тоном, тяжело дыша.
Он выбился из ритма ее сердца и теплого дыхания, снова оказался в холодном пространстве.
— Сделать что? — спросил Кристиан, отстраняясь от Лауры.
Он уже все понял. Шагнул назад и, подойдя к темно-красным портьерам, остановился на пороге двери, ведущей в никуда.
— Ты не хочешь? — спросила Лаура дрогнувшим голосом. — Моя подруга Рашель сказала, что если я тебе нравлюсь, то ты захочешь.
— Неужели?
— Я думала, человеческая кровь лучше…
— Меня это не интересует. Я не хочу быть существом, для которого люди — пища, — произнес Кристиан тихим голосом.
— Это очень благородно… — начала было Лаура.
— Нет, — прервал ее Кристиан, повышая голос. — Дело не в благородстве. Я не думаю о тебе как о еде. Я не хочу твоей крови, поэтому нет ничего благородного в том, что я отказываюсь от нее. Разве ты не можешь допустить, что во мне сохранилось хоть немного человеческой порядочности?
Лаура стояла неподвижно и молчала. Так мог молчать человек, которого обидел, напугал и на которого накричал незнакомец.
Кристиан глубоко вздохнул:
— Нет. Конечно не можешь. В этом-то и проблема, верно?
Ему не следовало повышать голос. В конце концов, она ни в чем не виновата. Ведь именно сегодня вечером он пригрозил Брэдли, что может выпить из него кровь. Он и Лаура были чужими, не понимавшими друг друга людьми. Но начали осознавать это лишь сейчас.
Кристиан хотел, чтобы Лаура восприняла его по-человечески, а для нее это стало почти оскорблением.
— Мне жаль, что я огорчила тебя, — произнесла еле слышно Лаура. Ее взгляд бродил по углам комнаты, словно ища место, где можно спрятаться. — Я не совсем… Я не знаю, что я сделала неправильно.
Мама Кристиана учила его с самых ранних лет, что плохо доводить девочек до слез.