Девочка взглянула на часы: они все еще спешили после тайного часа. Ровно на час. Скорее бы подоспел Джонатан. Ей не хотелось без него столкнуться лицом к лицу со странным папашей Рекса.
— Джессика!
Она подскочила и резко обернулась на голос, еще не сообразив, чей он.
— Боже, Джонатан. Как я перепугалась!
Он вышел из-за старого дуба, зловещая тень которого покрывала весь двор.
— Извини, — сипло ответил Джонатан. — Я, это… типа прятался — на случай, если тебя отец привезет. Не хотел, чтобы он меня увидел.
Джессика закатила глаза.
— Он даже не знает, как ты выглядишь. И вообще, с тех пор как они с мамой решили, что я под домашним арестом только условно, он больше не такой параноик.
Как и следовало ожидать, папа зачел ей этот визит за еженедельное однократное освобождение из-за решетки. Но Джессика все же надеялась, что мама возьмет бразды правления в свои руки, когда придет с работы вечером. Если не слишком устанет.
Девочка подвела велик к провисшей веранде и как раз начала пристегивать его цепочкой к железным перилам.
— Это вовсе не обязательно, — сказал Джонатан.
Джессика просунула цепочку через спицы и защелкнула замок.
— Смейся, смейся. Привычки больших городов очень живучие. Кстати, хорошо, что со мной «Спиралевидный».
— «Спиралевидный»? Так зовут замок твоего велика?
— Тринадцать букв. И — предупреждаю твой вопрос — это слово означает «змеевидный».
Джонатан моргнул.
— «Змеевидный»? Это Десс придумала?
— А то! — Девочка посадила замочек на место.
Металлические звенья цепи извивались между спицами колеса совсем как змейка.
Когда она снова повернулась к Джонатану, тот шагнул вперед и заключил ее в долгие объятия. Джессика прижалась к его теплой крепкой груди. В полуночный час Джонатан был таким легким, хрупким в невесомости, словно его и не было вовсе. И хотя полночь дарила чудо полета, сам Джонатан в тайный час становился другим.
— Эй, ты как? Все хорошо? — спросил он.
— Конечно. Просто не выспалась. А ты? Неважно выглядишь.
Мальчик пожал плечами.
— Забыл вчера куртку захватить. Перемерз по дороге домой.
— Боже мой… — Она подняла на него глаза. — Совсем забыла…
Она и не подумала, что Джонатану придется идти домой — он редко ходил пешком.
— А ведь такая холодрыга была!..
Он улыбнулся и хохотнул:
— Мне-то можешь не рассказывать!
Джессика виновато потупилась. Вчера она здорово перепугалась, но хотя бы сидела в тепле. А Джонатану пришлось несколько миль топать по улицам. Она снова посмотрела в его карие глаза и тихо произнесла:
— Знаешь, ты ведь мог бы зайти…
Передняя стеклянная дверь распахнулась под визг ржавых петель.
— Где они?! Вы их не видели?!
Ребята повернулись на крик. Из обветшалого домика появился пожилой мужчина с обветренным лицом и многодневной щетиной. Растопырив пальцы, он дико размахивал руками и таращился на крыльцо, как будто пытался схватить нечто невидимое.
— Смылись!
— Простите, — подала голос Джессика, — а кто… смылся?
— Мои малышки…
Он поднял взгляд и уставился на девочку, прищурившись сквозь белесую пелену в глазах. Паника на его лице сменилась растерянностью, и на подбородке заблестела струйка слюны. Вдоль морщинистых скул топорщились белые кустики бороды, будто лезвие бритвы не доставало до дна старческих расщелин.
— Ничего, пап, я их найду.
Через дверь Джессика четко увидела в Фокусе бледное лицо Рекса в очках. Снова скрипнули ржавые петли, и мальчик ухватил отца за плечо.
— Посиди там, а мы их поищем.
Рекс затащил отца в дом. Тот после уговоров сына перестал орать и только бормотал что-то себе под нос. Дверь за ними захлопнулась и еще несколько секунд покачивалась на петлях, ударяясь о косяк.
Джессика протянула руку и сжала ладонь Джонатана.
— Кстати, я поблагодарила тебя за то, что ты пришел?
— Я бы запомнил, это точно, — хрипло ответил он.
Вновь послышались шаги, и Джонатан выпустил ее руку.
— Народ, это вы недавно звонили?
Рекс открыл двери и вышел на улицу, щурясь от солнца. Он махнул рукой в сторону трех садовых стульев у края крыльца. На нем было то же неизменное облачение, в каком он изо дня в день появлялся в школе: темные брюки и рубашка с воротничком такого черного цвета, что бледное лицо Рекса будто бы парило в воздухе. Тяжелые ботинки затопали по крыльцу, и металлические цепочки вокруг ног забряцали и заблестели на солнце. Пару дней назад Рекс говорил Джессике, как зовут его ножные браслеты — что-то вроде «Педантичность» и «Достоверность».
— Да, это я. — Деревянные ступеньки слегка прогнулись под ногами Джессики, когда девочка взобралась на крыльцо.
Она заметила, что Джонатан дождался, пока она поднимется, а потом уже двинулся следом: видно, не хотел испытывать прогнившие доски двойным весом. И он прихрамывал. Что же с ним приключилось по дороге домой?
— Прошу прощения за моего секретаря, — сухо извинился Рекс. — Последнее время он немного не в себе.
— Ну да. Но он сказал, что ты дома. Вот мы и пришли.
Рекс снял очки и так пристально посмотрел на Джессику, что она смущенно отвела взгляд. Она знала, что в обычное время, когда Рекс без очков, мир для него — сплошная расплывчатая пелена. Но лица других полуночников он и без помощи оптики видел отчетливо и днем и ночью.
— Я думал, ты еще под домашним арестом, — сказал он.
— Да, но раз в неделю мне разрешают видеться с друзьями.
Рекс присел на ступеньку и глянул на Джонатана.
— Какая честь для меня.
Джессика осторожно уселась на садовый стул, опасаясь, что он не выдержит ее веса. Стул выдержал, но оказался жутко неудобным: даже сквозь шерстяную юбку ощущался холод стали, а подлокотники превратились в наждак из-за бурой ржавчины.
— Что-то стряслось, — констатировал Рекс.
Он знал, что они не просто поболтать зашли. Джессика взглянула на ближайшее от них окно. Оно было открыто, и порывы зябкого ветра то вытягивали, то задували в дом плохо закрепленную москитную сетку, точно живую мембрану.
— Не волнуйся, — сказал Рекс и слабо улыбнулся. — От папы у меня нет секретов.
— Прошлой ночью мы кое-что видели, — начал Джонатан, сделав ударение на слове «ночь», которое в их разговорах означало тайный час.
Рекс глубокомысленно кивнул.
— Животное, растение или темняка?
— Человека, — ответила Джессика. — Он сидел, застыв, напротив моего дома и фотографировал мое окно.
Рекс нахмурился и зашаркал ботинками по крыльцу, подбирая под себя ноги. Он вдруг стал совсем таким, как в школе: беспокойным и нерешительным. Раскованным и даже самодовольным он бывал только в тайный час или когда они обсуждали что-нибудь, касающееся полуночников. Стоило упомянуть обычного человека, и он тут же терялся.
