Немного раскосая женщина уже почти согласилась на небольшой грешок с Локки — от чего она решительно отказывалась, пока очередной стакан вина не убедил ее, что не в целомудрии счастье — когда в дверь негромко постучали.
— Суки, — выругался Локки.
— Si, — отозвалась женщина. — Зука. Зука. — Кажется, это было единственным словом в ее лексиконе, напоминавшем английское. Не обращая на нее внимания, пьяный Локки подполз к краю грязного матраса. В дверь снова постучали.
— Кто там?
— Сеньор Локки? — голос из коридора принадлежал молодому человеку.
— Да! — Локки не мог отыскать брюк в складках простыни. — Да! Что тебе нужно?
— Mensagem, — сказал юноша. — Urgente. Urgente.
— Ты ко меня? — Он, наконец, нашел свои брюки и теперь надевал их. Женщина совершенно спокойно наблюдала за происходящим, лежа в кровати и поигрывая пустой бутылкой. Застегнувшись, Локки проделал три шага — от кровати к двери. На пороге стоял мальчик, черные глаза и особенный блеск кожи свидетельствовали о его индейском происхождении. Он был одет в тенниску с рекламой «кока-колы».
— Mensagem, Сеньор Локки, — повторил он, — …do hospital.
Мальчик смотрел мимо Локки на женщину в кровати, осклабясь от уха до уха.
— Больница? — переспросил Локки.
— Sim. Hospital «Sacrado Coraca de Maria».
Это может быть только Стампф, подумал Локки. Кому еще в этом богом и чертом забытом месте он может понадобиться? Никому. Он посмотрел на личико с раскосыми глазами.
— Vem komigo, — сказал мальчик, — Vem komigo. Urgente.
— Нет, — решил Локки. — Я остаюсь. Не сейчас. Понимаешь меня? Потом, потом.
Мальчик пожал плечами.
— …Ta morrendo.
— Умирает?
— Sim. Ta morrendo.
— Ладно, бог с ним. Понимаешь? Возвращайся и скажи ему, что я приду, когда освобожусь.
Мальчик опять пожал плечами.
— E meu dinheiro? — сказал он, когда Локки уже закрывал дверь.
— Пошел к черту, — бросил Локки и захлопнул дверь.
Когда после двух часов и одного бездарного акта с безразличной особой Локки открыл дверь, он обнаружил, что мальчик в отместку нагадил на порог.
* * *
Больница «Sacrado Coraca de Maria» была плохо приспособлена, чтобы болеть; уж лучше умирать в своей кровати в компании с собственным потом, думал Локки, шагая по грязному коридору. Удушливый запах медикаментов не мог заглушить испарений больной человеческой плоти. Ими были пропитаны стены; они жирной пленкой садились на лампы и пол. Что могло стрястись со Стампфом, что он угодил сюда? Драка в баре? Не сошелся с сутенером в цене за женщину? Немец был просто слишком глуп, чтобы влипнуть во что-нибудь подобное. — Сеньор Стампф? — спросил он у женщины в белом, проходившей по коридору. — Мне нужен Сеньор Стампф.
Женщина потрясла головой и указала дальше по коридору на замученного вида мужчину, который остановился на мгновение, чтобы зажечь сигару. Локки подошел. Мужчина стоял в клубах едкого дыма.
— Мне нужен Сеньор Стампф, — сказал Локки.
Мужчина, усмехнувшись, посмотрел на него:
— Вы Локки?
— Да.
— Ага, — он затянулся. Дым был настолько едким, что мог бы вызвать рецидив у самого тяжелого пациента. — Я доктор Эдсон Коста, — сказал мужчина, протягивая холодную руку Локки. — Ваш друг ждал вас всю ночь.
— Что с ним?
— У него болит глаз, — сказал Эдсон Коста, совершенно безразличный к состоянию Стампфа. — И у него небольшие ссадины на руках и лице. Но он не подпускает к себе никого. Он сам себе доктор.
— Но почему? — удивился Локки.
Доктор, казалось, был озадачен.
— Он платит за стерильную комнату. Платит хорошо. Поэтому я его туда поместил. Хотите его увидеть? Может, заберете его?
— Может, — ответил Локки без всякого энтузиазма.
— Его голова… — сказал доктор. — У него галлюцинации.
Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, он пошел широкими шагами, оставляя за собой дымовой шлейф. Пройдя через главное здание и небольшой внутренний двор, они оказались возле палаты со стеклянным окошком в двери.
— Здесь, — доктор показал на дверь, — ваш друг. Скажите ему, — сказал он, как будто дал прощальный залп, — чтобы заплатил, или пусть завтра уезжает.
Локки заглянул в стеклянное окошко: грязновато-белая комната была пустой только кровать и небольшой стол, освещенный тем же зловещим светом, что пробирался в каждый угол этого заведения. Стампф не лежал в кровати, а сидел на корточках в углу. Его левый глаз был скрыт большим тампоном, привязанным кое-как бинтами вокруг головы. Локки уже довольно долго смотрел на Стампфа, прежде чем тот почувствовал, что за ним наблюдают. Он медленно поднял голову. Его здоровый глаз, как бы в компенсацию за потерю другого, казалось, расширился в два раза. В нем был страх, которого хватило бы на оба глаза; да хоть на дюжину глаз. Осторожно, как человек, кости которого настолько ломки, что он боится их переломать от малейшего движения.
Стампф отделился от стены и подошел к двери. Он не открыл ее, а стал переговариваться с Локки через стеклянное окошко.
— Почему ты не пришел? — сказал он.
— Я здесь.
— Но раньше, — лицо Стампфа все было в кровоподтеках, как будто его били. — Раньше.
— Я был занят, — ответил Локки. — Что с тобой стряслось?
— Это правда, Локки, — сказал немец. — Все правда.
— О чем ты?
— Тетельман мне все рассказал. О тех словах Черрика. О том, что мы изгнанники. Это правда. Они хотят вышвырнуть нас.
— Мы сейчас не в джунглях, — сказал Локки. — Здесь тебе нечего бояться.
— О, если бы так, — глаз Стампфа расширился еще больше. — Если бы так. Я видел его.
— Кого?
— Старика. Из деревни. Он был здесь.
— Забавно.
— Он был здесь, черт тебя побери! — воскликнул Стампф. — Он стоял тут, на твоем месте, и смотрел на меня через стекло.
— Ты, видно, слишком много выпил.
— Это случилось с Черриком, и теперь это происходит со мной. Они губят нашу жизнь…
Локки хмыкнул:
— У меня нет проблем.
— Они не дадут тебе ускользнуть, — сказал Стампф. — Никто из нас не ускользнет. Пока мы не заплатим сполна.
— Тебе придется освободить эту комнату, — Локки надоела эта болтовня. Мне сказали, что к утру тебе придется убраться.
— Нет, — ответил Стампф. — Я не могу. Я не могу.
— Тебе нечего бояться.
— Пыль, — сказал немец. — Пыль в воздухе. Она меня поранит. Мне в глаз попала пылинка — всего лишь пылинка — и с тех пор он кровоточит без остановки. Я даже не могу лечь, простынь колет меня, как гвоздями. Когда я хожу, мне кажется, что ступни вот-вот растрескаются. Ты должен мне помочь.
— Как? — спросил Локки.
