Дрожь прекратилась и наступила мертвая тишина. Несколько секунд мир молчал, а затем я услышал испуганный шепот кого-то из солдат:
— Все? Все закончилось?
— Все только начинается, — улыбнулся жрец. — Спящий пробудился. Первая кровь разбудила его. Моя кровь. Ваша кровь.
И тут я услышал шепот. Словно темнота заговорила со мною тысячью голосов. Словно сами стены пошевелились, отзываясь на жуткий зов.
Тишину разорвал далекий то ли вой, то ли рык. Земля вновь качнулась под моими ногами.
Я увидел, как Ульф обреченно склонил голову, отер лицо трясущейся рукой. Он даже голову втянул в плечи, ожидая чего-то. Вскоре я услышал, чего именно так испугался старик.
В темноте послышался шум, будто по камням ползло что-то огромное, тяжелое и склизкое. Словно гигантский червь поднялся из глубин и теперь искал себе пищу.
И пищей его должны были стать мы.
— Вы пришли за силой Спящего… Вы ее увидите, — как безумец улыбнулся жрец, и тут из темноты что-то метнулось к нему. Из груди предателя с брызгами крови вырвалось нечто и опутало его красными, мокрыми путами, а через миг утянуло ублюдка во тьму.
— Смилуйся, Белый волк, — прошептал кто-то из солдат. Заорал от боли и ужаса бородатый носильщик справа от меня. Затем жалобно вскрикнули слева. Алые щупальца пронзали людей и утаскивали в темноту, в которой что-то душно хлюпало, чавкало и неумолимо ползло все ближе. Я вжался в стену, чувствуя, как в одно мгновение вспотел с головы до пят. Затем торопливо подхватил с пола обломок чьего-то щита.
Тщетная защита против невидимого врага. Против неведомого бога.
Ульф коротко всхлипнул, расцвел кровавыми щупальцами и исчез в темноте. Мой последний земляк в этих пещерах.
— Проклятый жрец! — процедил я, срываясь на скулеж. — Проклятый жрец…
Темнота близилась, подступала. Сочилась вонью и обволакивала мой мир. В свете уроненных фонарей я увидел, как неподалеку от меня в расщелину забился черный, и пламя играло в белках его испуганных глаз.
Это его кровь должна была накормить Спящего. Его должны были жрать кровавые щупальца!
Но уродливый бог этих чертовых дикарей не трогал мерзавца… Зарычав, я поднялся на ноги, вскинул руку с ножом. Если Спящий не прикончил черного, то это сделаю я.
Мне удалось сделать два шага, прежде чем в груди стало холодно и жарко одновременно. Словно что-то лопнуло у меня внутри. Из глубины в горло хлынуло соленое, горячее, и легкие зажглись огнем.
Рывок щупалец, пронзивших мою грудь, вышиб из меня сознание и жизнь.
* * *
Я нашел Сури сидящей в кровавой луже, натекшей из трупа огромного командира чужаков. Его рогатый шлем валялся на камнях чуть поодаль. Растерзанные тела северян были разбросаны по всему городу, и я видел, что дикари пытались сбежать, пытались спрятаться, но никто не уцелел.
Присев рядом с плачущей Сури, я обхватил свои колени руками и сгорбился. Мимо нас шествовал по горам многоголосый, многоглазый, многорукий бог моего народа… Красные потоки его тела толчками ползли из каменных недр и растекались по горному плато, жадно разыскивая тех, кто осквернил долину своим присутствием. Своей кровью.
Щупальца шарили по камням, извивались в расщелинах и ползли дальше, ниже… А я сидел рядом с Сури, накинув ей на плечи шкуру убитого мною северянина, и радовался тому, что затея Дави-Предателя все-таки провалилась. Что его предательство не погубило мой народ. Что теперь чужаки будут изгнаны с нашей земли и никогда не вернутся назад.
Никогда.
— Я просила его не ходить туда, — вдруг прошептала Сури. — Я просила его найти другой способ прогнать чужаков.
Кровь северян под ней покрывалась тоненькой пленкой, а я вдруг похолодел от понимания ее слов. Только теперь я понял, почему на самом деле красавица Сури гневалась на белокожего Дави. Она злилась совсем не на то, что мы приняли за предательство…
К горлу подкатил противный комок, и мне захотелось заплакать от обиды.
— Они могли сделать все что хотели. Могли скормить Спящему этих черных людей и уйти. Зачем он выбрал другую дорогу, Илле? — спросила она.
Я промолчал. Мне было нечего ей сказать. И, слава Спящему, нечем.
