— С того, что не могу иначе. Я уже заключил несколько договоров с другими официантками и если я буду тебе платить меньше — это вызовет ненужные расспросы, которые одинаково вредны как тебе, так и мне. И вот ещё одно условие — в моём клубе ты не куришь.
— Да что ты привязался к моим сигаретам? — взъярилась я, раздражённо смотря на мужчину. — Тебе какое дело? Ты что мой отец, чтобы указывать, что я могу, а что нет?
— Нет, я твой работодатель. И поскольку официантки, как и танцовщицы — лицо клуба, я не хочу, чтобы у нас работали курящие девушки, это не нравится посетителям.
— Замечательно, — со злобой протянула я, чувствуя, что возразить-то нечем.
— Не злись, тебе это не идёт, — Рональд тяжело вздохнул, откидываясь на спинку стула.
— Слушай, может я устроюсь на другую работу, а тебе просто деньги буду приносить? — с неприкрытой надеждой в голосе, поинтересовалась я, наклоняясь над столиком.
— Не вариант, — отрицательно покачал головой Рон.
— Но почему? — спросила раздосадовано, приземляясь обратно на стул.
— Ну, во-первых тебе это не выгодно. Ты не найдёшь в этом городе работу, на которой тебе будут столько же платить, — с усмешкой проговорил Рон, — во-вторых это послужит тебе и твоим друзьям уроком — как себя вести нельзя. Это большой город, Лея, большой и опасный. Вы совершили мелочь по меркам Нью-Йорка, но и её отыграть не смогли. Твоё присутствие здесь послужит сдерживающим фактором для твоей «семьи».
— Что ты узнал о Генри? — резко спросила, впиваясь в него взглядом. Я словно бы знала, что здесь кроется основная причина, почему Рон хочет держать меня на виду.
— Это тебя не касается, — парировал мой выпад Рон, — и хватит вопросов. Переходим к делам. Твоя задача на сегодня — убрать весь мусор, оставленный строителями. Помимо ремонта бара, сегодня также установили раковины в туалетах и прочистили канализацию. Сегодня ты уборщица, Лея. Где что лежит — знаешь. Можешь приступать.
Я фыркнула и сделала вид, что меня это не раздражает. Но на самом деле вся эта ситуация бесила до жути. Мне не привыкать работать, в своей жизни я успела побывать и домработницей (когда жила в приёмных семьях) и официанткой, и уборщицей, подавальщицей, работала швеёй и на автозаправке машины мыла. Список большой, но я не жалею, потому что эти умения всегда пригодятся и всегда будут востребованы, как «чёрный» труд. Волновало другое — подчинение. Я бежала от зависимости перед приёмной семьёй, бежала из системы не ради того, чтобы какой-то напыщенный красавчик указывал мне что делать. Мне нравилась та свобода, что царила в наших сердцах, пока мы были в пути. Не нравится — Arrive derci! И мы вновь трогались в путь. Теперь даже если мне что-то не будет нравиться — придётся выполнять, потому что затронута наша маленькая семья. А это единственное, что было дорого мне в этой жизни.
Одиннадцать лет назад маленькая голая девочка появилась словно из ниоткуда на просёлочной дороге. Она походила на ангела упавшего с небес: длинные белоснежные прямые волосы, серая полупрозрачная радужка глаз, пухлые, но бескровные губы, худоба, что не свойственна маленьким девочкам. Лея стопроцентный альбинос. Её первые приёмные родители дали девочке такое имя, так как в переводе оно означает голубые, светлые глаза или усталая, слабая, что очень хорошо подходило к её душевному состоянию. Но всё меняется и теперь Лея стала совсем другой. Она изменила свою внешность до неузнаваемости. Волосы, ранее достающие до ягодиц, были безжалостно отрезаны, теперь они едва касались плеч. Девушка перекрасила их в чёрный цвет, сделав свою бледность почти трупного синего оттенка. Она выдёргивает брови и ежедневно чёрным карандашом наносит новую форму. Чёрная тушь, подводка. Когда появились деньги, стала использовать чёрные линзы, чтобы полностью избавиться от почти бесцветной радужки с красным отблеском. Единственное, Лея ничего не могла поделать со своей фигурой. «Анорексичная» худоба, подкрепляемая тяжестью улицы, не проходила, делая девушку очень маленькой и беззащитной. Генри пытался уверить Лею, что ей очень идёт такое телосложение. Её лицо сохранило нежность детства, а фигура обманывала многих, из-за чего Лее часто прощали и воровство в магазинах, и карманничество. А когда это не срабатывало, она успевала сбежать до того, как все поймут что к чему. Никто не ожидает от, с виду миленькой девочки, такой прыти и ловкости.
Однако Лея была недовольна своим телом. Она словно бы чувствовала, что здесь что-то не так. Ей казалось, что именно из-за альбинизма она оказалась на той дороге. Что её бросили из-за того, что она урод, не понимая истинного значения этих таких понятных мыслей брошенных детей.
Вот только девочка даже представить себе не могла, насколько же она на самом деле права.
Маркус
— Давай девочка, кричи громче!
Испуганная девчушка лет семнадцати испуганно пятится назад, натыкаясь на предметы, шатаясь от страха. В её больших, как у оленёнка, глазах виднелось отчаяние, обречённость и покорность судьбе. Она дошла до стены, испуганно обернулась и поняла, что бежать дальше некуда. Да и не могла девчушка бежать, ноги не слушались, к горлу подкатывал комок, затрудняя дыхание, а мышцы задеревенели от ужаса. В ушах стучала кровь, она не понимала, что происходит, мозг отказывался принимать такую реальность.
Перед ней стоял, казалось бы, привлекательный молодой мужчина с яркой запоминающейся внешностью в дорогой и стильной одежде. Длинные каштановые волосы, заплетённые в косу, прямые скулы, красивый овал лица, тонкие почти острые брови добавляли лицу резкости и властности. Он был высоким — метр восемьдесят, фигура тонкая, почти женственная, но прямая осанка уверяла в силе, скрытой под одеждой. Этот мужчина вызывал желание у женщин и зависть у мужчин. Победитель, уверенный и хладнокровный. Но что же так напугало девчушку? Что заставляло её скулить от страха, только взглянув на него? Из-за чего она боялась пошевелиться и сдвинуться с места?
Красота мужчины была щедро разбавлена его истинной сутью. Некогда зелёные, яркие глаза полыхали как светлячки в ночном небе: салатовый цвет с всполохами белого. Приоткрытый рот обнажал верхние клыки, а на его руках виднелись настоящие длинные заострённые когти молочного цвета. Но что же так пугает малышку? Когти? Клыки? Нет-нет, его взгляд, ледяной, немигающий, опасный и завораживающий. Этому взгляду хотелось подчиниться и как можно скорее отвести глаза и уставиться в пол, чтобы не чувствовать, как эти безумные зелёные глаза забираются тебе в душу. А ещё голос, сводящий с ума, пробуждающий скулёж неподобающий гордой представительнице человечества.
