Не раздумывая, он открыл холодильник, чтобы посмотреть, что там есть. Мало чего. Открытый пакет молока, пол-упаковки хлеба. Масло и сыр. Оскар протянул руку к пакету молока.
Но... Эли...
Он стоял с пакетом молока в руках и моргал. Что-то здесь не так. Она что, обычную еду тоже ест? Да. Наверное. Он вытащил молоко из холодильника и поставил его на стол. В шкафу над холодильником почти ничего не было. Две тарелки, два стакана. Он взял стакан, налил молока.
И тут у него подкосились ноги. Он застыл со стаканом холодного молока, вдруг в полной мере осознав происходящее.
Она пьет кровь.
Вчера ночью, в путах усталости и оторванности от мира, в темноте, все казалось возможным. Но теперь, на кухне, где окна защищали только жалюзи, пропускавшие тусклый утренний свет, со стаканом молока в руках, все это представлялось... запредельным.
К примеру, такая мысль: Если у тебя в холодильнике молоко и хлеб, значит, ты все же человек?
Он сделал глоток и тут же выплюнул. Молоко прокисло. Он понюхал остатки в стакане. Точно. Кислое. Он вылил молоко в раковину, сполоснул стакан и выпил воды, чтобы избавиться от неприятного привкуса во рту, затем посмотрел на число на пакете.
Срок годности – до 28 октября.
Просрочено на десять дней. Оскар все понял.
Это того мужика.
Дверца холодильника была по-прежнему открыта. Это была его еда.
До чего же противно!
Оскар захлопнул холодильник. Что делал здесь этот мужик? Что они с Эли тут... Оскара передернуло.
Она его убила.
Да. Эли держала того мужика как... источник пропитания. Ходячий банк крови. Вот как она решила эту проблему. Но почему мужик на это соглашался? И если она его убила, то где же тело?
Оскар покосился на полки на стене. Ему сразу захотелось убраться прочь из этой кухни. Да и вообще из квартиры. Он вышел в коридор. Увидел закрытую дверь ванной.
Она там, внутри.
Он поспешно прошел в гостиную, взял свою сумку. Плеер лежал на столе. Нужно было только купить наушники – и будет как новенький. Он взял плеер, собираясь положить его в сумку, и тут увидел записку. Она лежала на журнальном столике у изголовья дивана, где он спал.
Привет. Надеюсь, ты хорошо спал. Я тоже пойду спать. Я в ванной. Пожалуйста, не входи туда. Я тебе доверяю. Я не знаю, что сказать. Надеюсь, что я тебе не разонравлюсь теперь, когда ты все знаешь. Ты мне нравишься. Очень. В эту минуту ты лежишь на диване и храпишь. Пожалуйста. Не бойся меня.
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не бойся меня!
Хочешь, вечером встретимся? Напиши, если хочешь.
Если ты напишешь «нет», я сегодня же уеду. Мне все равно скоро придется это сделать. Но если ты напишешь «да», я еще ненадолго останусь. Не знаю, что еще написать. Мне одиноко. Ты даже не представляешь, до какой степени. А может, и представляешь.
Прости, что я разбила твою музыкальную игрушку. Если хочешь, возьми деньги. У меня их много. Не бойся меня. Тебе не нужно меня бояться. Но ты, наверное, и сам это знаешь. Надеюсь, что знаешь. Ты мне очень, очень нравишься.
Твоя
Эли.
P. S. Если хочешь, оставайся. А если уйдешь, обязательно убедись, что дверь заперта.
Оскар пару раз перечитал записку. Затем взял ручку, лежавшую рядом, оглядел пустую комнату, жизнь Эли. На столе все еще валялись скомканные деньги. Он взял тысячную купюру, сунул ее в карман.
Он долго смотрел на пустое место под подписью Эли. Затем поднес ручку к бумаге и вывел крупными буквами, заполнив все свободное пространство:
ДА.
Положив ручку на лист бумаги, он встал и пихнул плеер в сумку. Потом обернулся в последний раз и посмотрел на перевернутые вверх ногами буквы:
ДА.
Он покачал головой, вытащил из кармана бумажку в тысячу крон и вернул ее на место. Выйдя на лестничную клетку, проверил дверь, подергав ее несколько раз.
*
Из сводки новостей, 16. 45, воскресенье, 8 ноября 1981
Поиски пациента, сбежавшего из больницы Дандерюд после совершенного убийства, не принесли никаких результатов.
В воскресенье полиция прочесала лес Юдарнскуген на западе Стокгольма, по следам мужчины, подозреваемого в совершении ряда ритуальных убийств. На момент побега подозреваемый пребывал в крайне тяжелом состоянии, и у полиции есть подозрения, что побег не обошелся без помощи соучастников.
Арнольд Лерман, представитель Стокгольмской полиции:
«Да, это единственное логичное предположение. Скрыться в том состоянии, в котором находится подозреваемый, физически невозможно. В операции задействовано тридцать человек, собаки, вертолет. Короче говоря, это невозможно».
«Вы продолжите поиски в лесу Юдарнскуген?»
«Да. Мы не можем исключить вероятность того, что он все еще находится в этом районе. Но мы сократим наблюдение, чтобы направить основные силы на то, чтобы расследовать, как ему удалось осуществить побег».
Лицо подозреваемого носит следы тяжелых физических повреждений, на момент побега он был одет в голубую больничную рубашку. Любые сведения о происшедшем следует сообщать по номеру...
Воскресенье, 8 ноября (вечер)
Интерес широкой публики к операции в лесу Юдарнскуген достиг своего пика. Вечерние газеты сочли, что не могут в который раз публиковать авторобот маньяка. К этому времени все рассчитывали на фотографии захвата преступника, но, за неимением таковых, в газетах появилась фотография с бараном.
«Экспрессен» даже разместила ее на первой полосе.
Как бы там ни было, а эта фотография, по крайней мере, отличалась драматизмом. Полицейский с искаженным от напряжения лицом, растопыренные ноги барана, раскрытая пасть. Глядя на нее, сразу живо представлялось пыхтение и блеяние.
Одна газета даже обратилась к королевской администрации за комментариями – как-никак речь шла о королевском баране, подвергшемся столь бесцеремонному обращению со стороны властей. Правда, король с королевой всего за три дня до этого события обнародовали весть о том, что ждут третьего ребенка, и, видимо, решили, что этой новости вполне достаточно. Королевская администрация отказалась комментировать происшедшее.
Конечно же, несколько страниц занимали карты леса Юдарнскуген и всего Западного округа – где обнаружили подозреваемого, как продвигались преследователи. Но все это так или иначе уже фигурировало в прошлых выпусках. Фотография же барана была в новинку, а потому западала в память.
