Когда настает моя очередь, я спрашиваю их:
– Кто-нибудь погиб?
– Только старик Ларсен, – отвечает Тейлор.
На какой-то миг на моем лице, должно быть, отражается недоумение, потому что помощник шерифа Прес-сер поясняет:
– Бэб Ларсен, тот человек, у которого они отняли «шевроле сабурбан» за день до Рождества. Дерек и еще один из парней подтвердили, что они были здорово на взводе в тот вечер, когда выбрались из карьера. Они слегка обработали старика, прежде чем связать его и закинуть в багажник. Он был мертв, когда они доехали до дома сестры одного из них, которая живет в Гейлсберге.
– Сердечный приступ, – говорит помощник шерифа Тейлор. – Но скинхеды-то этого не знали.
– А Лестер Бонер? – спрашиваю я.
Ладони у меня забинтованы из-за ожогов. Правый бок и правая рука болят в тех местах, откуда вынимали дробь, на голове с этой же стороны швы. Брови и ресницы начисто спалило, волосы укоротились на три дюйма в огне пожара, и большая часть лица покрыта слоем мази. Ощущения просто великолепные.
– Бонер до сих пор жив, – бурчит помощник шерифа Прессер, – но он здорово обгорел и находится без сознания. Завтра утром его переводят в ожоговый центр Святого Франциска в Пеории. Врачи говорят, он выживет, но впереди его ждет чертова пропасть пересадок кожи.
– Да, профессор, – говорит помощник шерифа Тейлор, возвращаясь к вопросу, который раньше уже задавали во время записанной на пленку беседы, – а что это был за человек, там, на пожаре… один из парней говорит, все его видели? Тот, который был похож на мертвеца?
Я закрываю глаза и делаю вид, что заснул.
На второй день является шериф Маккоун, с журналами, чтобы я читал, с молочным коктейлем в пакете, чтоб я пил, и с портативным компьютером.
– Это нашли в курятнике, – говорит он. – Предполагаю, что это ваше.
Я киваю.
– Мы его не включали и вообще ничего с ним не делали, так что не знаю, работает ли он, – говорит Маккоун, пододвигая стул и довольно элегантно усаживаясь на него. – Я думаю, что в компьютере нет никаких доказательств… во всяком случае, ничего относящегося к цепочке этих странных происшествий.
– Нет, – отвечаю я совершенно правдиво. – Только один скверный роман и кое-что личное. – Включая предсмертное письмо самоубийцы, но это я опускаю.
Маккоун и не настаивает. Он уверен, что я уже достаточно здоров, чтобы ответить еще на несколько вопросов, поэтому достает диктофон и блокнот и в течение следующего часа задает мне очень точные и очень последовательные вопросы. Я отвечаю настолько правдиво, насколько могу, выдавая часто расплывчатые и крайне редко последовательные ответы. Несколько раз к тому же мне приходится лгать.
– А вот эти следы от веревки у вас на шее, – говорит он. – Вы не помните, откуда они взялись?
Я невольно касаюсь содранной кожи на горле.
– Я не помню, – отвечаю я.
– Может быть, зацепились, пока ползли по тому туннелю, – произносит Маккоун, хотя я знаю, что он знает – это полная ерунда.
– Да.
Когда с записью уже покончено, блокнот убран и диктофон выключен, он говорит:
– Доктор Фостер считает, что завтра вы вполне уже можете выписываться. Я принес вам подарок.
Он кладет одинокий ключ на столик на шарнирах, подвешенный над кроватью.
Я беру ключ. Он почернел от копоти, пластмассовая головка слегка оплавилась, но в целом он не пострадал.
– И ваш «крузер» по-прежнему отлично им заводится, – говорит шериф Маккоун. – Я велел Брайану пригнать машину. Сейчас она на стоянке у больницы.
– Поразительно, что ключ уцелел после пожара и что вы нашли его, – говорю я.
Маккоун чуть заметно пожимает плечами.
– Металл, как кости и некоторые воспоминания… трудно уничтожить.
Я гляжу на шерифа из-под опухших, раздутых век. Уже не в первый раз мне напоминают, что обладатели высокого интеллекта встречаются в самых неожиданных местах. Я говорю:
– Полагаю, мне придется остаться здесь еще на какое-то время.
– Для чего? – спрашивает шериф Маккоун.
Я начинаю пожимать плечами, но передумываю. Правый бок и ребра слишком туго замотаны бинтами, даже вздохнуть глубоко – и то уже больно.
– Обвинение? – предполагаю я. – Еще допросы? Расследование? Суд?
Маккоун тянется за своим стетсоном, лежащим на моей кровати, берет шляпу и принимается поправлять и без того отличную складку на донышке.
– Еще одна беседа с помощником шерифа Прессе-ром сегодня вечером, – говорит он, – и, я думаю, у нас уже будет вся необходимая информация. Вашего присутствия не требуется для выдвижения обвинения против этих парней, и я сомневаюсь, что суд вообще будет… я имею в виду, по делу о сгоревшем доме и нападении на вас.
Я сижу на больничной кровати и жду дальнейших объяснений.
Маккоун пожимает плечами и постукивает своей шляпой по колену. Стрелки на его серо-зеленых форменных брюках очень острые.
– Из признаний Дерека, Тоби и Базза явственно следует, что они условились в канун Нового года приехать на ферму, сжечь дом и причинить вам телесные повреждения. Вы же не применяли против них никакого смертельного оружия… все, что вы делали, – пытались спастись бегством. И не ваша вина, что этот Бо-нер оказался таким болваном и въехал на комбайне в цистерну с горючим.
Я киваю и ничего не говорю.
– Кроме того, – продолжает шериф, – настоящим пострадавшим здесь является погибший Ларсен. Но я сомневаюсь, что и это дело будет передано в суд. Трое из парней несовершеннолетние, будет сделка между обвинением и защитой, они проведут какое-то время в центре для несовершеннолетних преступников, а потом их распустят по домам на испытательный срок под мой надзор. Оставшимся двоим предъявят обвинение, но только не в преднамеренном убийстве. Если Бонер выживет, а, насколько я понимаю, он выживет, ему придется отсидеть какой-то срок. Могу я задать вам один вопрос, профессор?
Я снова киваю, уверенный, что он собирается спросить еще об одном персонаже, которого видели скинхеды, который дрался со мной в свете пожарища, хотя я и заявлял уже на куче допросов, что это был Бонер, он пытался задушить меня перед тем, как снова потерял сознание.
– Собаки, – произносит он, к моему удивлению. Никто не упоминал собак ни в одной из официальных бесед за последние двадцать четыре часа.
– Куча народу и машин наследили на снегу еще до начала следующего дня, но там все равно сохранились отпечатки лап, – говорит он, кладет стетсон на колено и смотрит на меня.
Я отваживаюсь пожать плечами. И думаю: «Хвала тебе, о правитель Дома богов. Жертвенная пища да будет дарована тебе, да низвергнешь ты всех своих врагов, да ступишь на них своею пятою в присутствии твоих летописцев и перед лицом Усаха и Пта-Сокара, что стоят на твоей стороне».
