— Мне нравится слушать, как ты храпишь.
— Ребята, вот она и проговорилась. Вы все свидетели.
— А следы на шее, Джек. Они-то настоящие.
— Да.
Молчание затянулось. Венди решила, что муж, должно быть, уснул и сама начала соскальзывать в дрему, как вдруг он сказал:
— Тут можно придумать два объяснения. Ни в одном из них нет места нашему четвертому жильцу.
— Какие? — приподнялась на локте Венди.
— Стигматы.
— Стигматы? Это когда у кого-нибудь течет кровь в Страстную пятницу, да?
— Да. Бывает, у тех, кто глубоко верует в божественность Христа, всю Страстную неделю с ладоней и ступней не сходят кровоточащие язвы. Такое чаще встречалось в средние века. В те дни считалось, что на таких людях — благословение Господне. Не думаю, что католическая церковь объявляла это полным чудом — весьма ловко с их стороны. Стигматы не слишком отличаются от искусства йогов. Просто сейчас такие вещи более понятны, вот и все. Те, кто разбирается во взаимодействии тела с сознанием — то есть изучает его, понимать-то никто не понимает, — считают, что степень нашего участия в управлении теми функциями, которые не зависят от воли человека, куда больше, чем принято думать. Если хорошенько сосредоточиться, можно замедлить свое сердцебиение. Ускорить метаболизм. Усилить потоотделение. Или вызвать кровотечение.
— Думаешь, Дэнни выдумал эти синяки на шее? Джек, я просто не могу в это поверить.
— Поверить, что возможно, я могу — хотя тоже считаю это маловероятным. Скорее уж он их сам себе поставил.
— Сам себе?
— Уже бывало, что мальчик, впадая в эти свои трансы, причинял себе боль. Помнишь, тогда, за ужином? По-моему, в позапрошлом году. Мы были так злы друг на дружку, что почти не разговаривали. И тут — бац! — Дэнни закатил глаза и упал лицом в тарелку. А потом на пол. Помнишь?
— Да, — отозвалась Венди. — Еще бы. Я думала, у него припадок.
— В другой раз мы пошли в парк, — продолжал он. — Без тебя. Дэнни уселся на качели и покачивался туда-сюда. Вдруг он рухнул на землю как подстреленный. Я подбежал, поднял его, и тогда он совершенно неожиданно пришел в себя. Увидел меня и сказал: «Я ушиб попку. Скажи маме, чтоб закрыла окна в спальне, если пойдет дождик». А лило тем вечером как из ведра.
— Да, но…
— И с улицы он всегда приходит расцарапанный, с разбитыми локтями. А спросишь его, откуда та царапина или эта, так он просто заявляет: «Играл», — и дело с концом.
— Джек, все дети падают и набивают шишки. А уж мальчишки принимаются за это сразу, как выучатся ходить, и не останавливаются лет до двенадцати-тринадцати.
— Что Дэнни свое получает, я не сомневаюсь, — ответил Джек. — Он ребенок активный. Но я не забыл ни тот день в парке, ни тот вечер, когда мы ужинали. И не могу понять: все ли синяки и шишки нашего чада происходят от того, что он нет-нет, да и полетит вверх тормашками. Этот доктор Эдмондс сказал, что Дэнни вырубился прямо у него в кабинете, Господи ты Боже мой!
— Ну хорошо. Но эти синяки — от пальцев. Клянусь. Их, падая, не набьешь.
— Он впадает в трансы, — сказал Джек. — Может быть, видит то, что некогда случилось в этой комнате. Спор. А может, самоубийство. Сильные эмоции. Это не кино смотреть — мальчик в очень внушаемом состоянии попадает в самую гущу этой пакости. Возможно, его подсознание материализовало происходившее там символическим путем… в виде ожившей покойницы, зомби, нежити, упыря — называй как хочешь.
— У меня мурашки по коже, — сказала Венди охрипшим голосом.
— И у меня. Я не психиатр, но, кажется, такая идея отлично подходит. Разгуливающая покойница символизирует умершие чувства, оконченные жизни, которые просто не желают сдаться и исчезнуть… но, поскольку она — образ подсознательный, она одновременно и сам Дэнни. В состоянии транса сознание Дэнни подавлено, за ниточки тянет фигура из подсознания. Дэнни обхватывает руками собственную шею и…
— Перестань, — велела Венди. — Я поняла. По-моему, Джек, это еще страшнее, чем крадущийся по коридорам чужак. От чужака можно уехать. А от себя — нет. Ты же говоришь о шизофрении.
— Очень ограниченного типа, — заявил он, но в тоне сквозило легкое беспокойство. — И очень специфической природы. Потому что мальчик, похоже, умеет читать мысли и действительно время от времени способен на вспышки ясновидения. При всем старании не могу считать это психическим заболеванием. В конце концов все мы несем в себе шизоидные задатки. Думаю, когда Дэнни станет постарше, он справится с этим.
— Если ты прав, то увозить его отсюда нужно обязательно. Какая разница, что с ним, — в этом отеле Дэнни становится хуже.
— Я бы не сказал, — возразил Джек. — Если бы он делал, как ему говорят, то прежде всего не полез бы в тот номер и ничего бы не случилось.
— Господи, Джек! По-твоему, если человек не послушался, самое подходящее — это… это хорошенько придушить его?
— Нет… нет. Конечно, нет. Но…
— Никаких «но», — объявила Венди, яростно мотая головой. — Истина заключается в том, что мы только строим предположения. И понятия не имеем, в какой момент он может свернуть за угол и попасть в одну из этих… воздушных ям, коротких фильмов ужасов или что оно там такое. Мы должны увезти его отсюда. — Она усмехнулась в темноте. — А то и у нас начнутся видения.
— Не болтай чепуху, — сказал Джек и во тьме комнаты увидел сгрудившихся у дорожки древесных львов — голодных ноябрьских львов, которые уже не охраняли, а стерегли тропу. На лбу выступил холодный пот.
— Ты действительно ничего не видел, да? — спрашивала Венди. — Я хочу сказать, когда поднялся в тот номер. Ничего не видел?
Львы исчезли. Теперь перед ним появилась пастельно-розовая занавеска и покоящийся за ней темный силуэт. Закрытая дверь. Он снова услышал приглушенное быстрое «бух!» и последовавшие за ним звуки, которые могли оказаться топотом бегущих ног. Как страшно, неровно колотилось сердце, пока он боролся с ключом.
— Ничего, — ответил Джек и не погрешил против истины. Он был взвинчен. Не уверен в том, что же происходит. У него не было случая проанализировать свои мысли и найти разумное объяснение синякам на шее сына. Черт возьми, он и сам здорово поддается внушению. Иногда галлюцинации оказываются заразными.
— А ты не передумал? В смысле — насчет снегохода?
Руки Джека внезапно сжались в тугие кулаки:
(Хватит ко мне приставать!)
— Я согласился, верно? Значит, так и будет. Теперь спи. День был длинный и тяжелый.
— Да еще какой, — согласилась она и повернулась поцеловать его в плечо, простыни зашелестели. — Я люблю тебя, Джек.
