Ознакомительная версия.
«Что ты задумала, Сара?» – спросил Лусиус таким тоном, словно разговаривал с маленьким, капризным ребенком.
Стараясь говорить как можно спокойнее, я объяснила ему ситуацию – насколько я сама ее понимала. Я рассказала ему о записке и о Вещи, которая лежала в кармане платья моей дочери и могла стать ключом к истине.
Или уликой.
«Положи лопату и ступай в дом, – сказал Лусиус и приблизился ко мне еще на пару шагов. – Мне нужно серьезно с тобой поговорить».
«Но мы должны ее выкопать», – возразила я.
«Нет, никого мы выкапывать не будем». – Он снова шагнул вперед, и я поняла, что Лусиус намерен мне помешать. В отчаянии я сделала первое, что пришло мне в голову – замахнулась на него лопатой. В последний момент Лусиус сумел отскочить, и лопата лишь слегка чиркнула по его пальто.
В то же самое мгновение Мартин бросился на меня, сбил с ног и вырвал инструмент из рук.
В дом они меня буквально тащили.
«Я должна узнать, что у нее в кармане! – кричала я. – Или вам наплевать, что мою девочку убили?!»
В доме Лусиус разорвал простыню и привязал меня к кровати, как привязывают сумасшедших. И Мартин ему позволил это сделать. Больше того, он даже удерживал меня, пока его брат привязывал мои ноги и руки к кроватным спинкам.
Лусиус считает, что я страдаю от острой меланхолии. Как он объяснил, смерть Герти слишком сильно на меня подействовала, и в результате я утратила связь с реальностью, увлекшись собственными бредовыми фантазиями. В таком состоянии, добавил он, я могу представлять опасность и для себя самой, и для окружающих. Мне хотелось сказать, что это он потерял связь с реальностью, поскольку не желает замечать очевидного, но я промолчала, хотя для этого мне пришлось до крови прикусить себе язык. Если бы я стала спорить, Лусиус счел бы мои доводы еще одним признаком того, что от горя я окончательно свихнулась.
«А как быть с записками, которые оставляет нам Герти?» – спросил Мартин, беспокойно теребя лацканы куртки.
Поначалу я даже обрадовалась, что он сумел задать брату правильный вопрос, но у Лусиуса на все был готов ответ.
«Никакой Герти нет, – пояснил Лусиус. – Она сама их пишет, а потом “находит”». Для людей, страдающих расстройством психики, это достаточно типично: такие больные часто предпринимают разнообразные действия, с помощью которых они пытаются убедить себя в том, будто все, что они себе вообразили, происходит на самом деле. К счастью, подобные состояния чаще всего обратимы… – Он ненадолго замолчал, задумчиво теребя свои щегольские усики. – Саре необходим полный покой. Смена обстановки тоже пошла бы ей на пользу – в этом доме слишком многое напоминает ей о потере. В этом отношении наилучший вариант – психиатрическая клиника в Уотербери. Как только Сара перестанет на каждом шагу получать подтверждения того, что ее фантазии могут быть реальны, перевозбужденный мозг начнет успокаиваться. А как только наступит улучшение…
Тут Мартин вывел брата в коридор.
«Пожалуйста… – услышала я его голос… – Пусть она еще немного побудет здесь. Я уверен, через какое-то время ей станет лучше…».
В конце концов, Лусиус согласился, но только при условии, что он сможет держать меня под более или менее регулярным наблюдением. Теперь он приезжает каждый день и делает мне какие-то уколы, от которых мне хочется спать, спать, спать… И я сплю, сплю целыми днями, а когда просыпаюсь, Мартин кормит меня с ложечки супом и яблочным пюре.
«Ты обязательно поправишься, вот увидишь… – твердит он как заклинание. – Ты должна поправиться. А теперь поешь и отдыхай».
Не спать очень трудно, но я стараюсь изо всех сил. Я знаю, что не должна спать. Иначе я могу не увидеть мою Герти, когда она вернется.
Сегодня – седьмой день с тех пор как я ее «разбудила». У меня осталось всего несколько часов, потом Герти исчезнет навсегда. Пожалуйста, беззвучно молю я неизвестно кого, позволь ей вернуться ко мне!
«Как ты себя чувствуешь?» – спрашивает Лусиус каждый раз, когда приезжает делать свои уколы.
«Лучше. Намного лучше», – отвечаю я и снова засыпаю.
Сегодня утром меня, наконец, отвязали от кровати.
«Ну вот, – сказал Лусиус. – Будешь хорошо себя вести, и такие меры больше не понадобятся».
Тем не менее, я должна оставаться в комнате. Мне нельзя выходить во двор, нельзя принимать гостей. Даже Амелии, которая приезжала меня навестить, Мартин не позволил подняться наверх. Лусиус сказал, что это может меня слишком взволновать, и тогда все начнется сначала, а Мартин очень этого боится – боится, что если я не пойду на поправку, ему придется отправить меня в психиатрическую лечебницу, из которой я могу уже никогда не выйти.
«Запомни, больше никаких записок от мертвых, никаких разговоров о том, что Герти убили!» – предупреждает он меня, и я киваю, как марионетка, изображая послушную жену.
«И перестань вести этот свой дневник! – заявил мне Мартин сегодня. – А лучше – дай его сюда, я его сожгу!». К счастью, я предвидела, что такое может произойти, и протянула ему свой старый дневник, который я вела когда-то много лет назад, и в который записывала разные пустяки – как я научилась печь бисквитный торт, как ходила на торжественный ужин в городскую церковь и так далее. Трюк сработал: даже не заглянув в тетрадь, Мартин на моих глазах швырнул его в огонь. Я, конечно, притворилась, будто ужасно расстроилась, зато Мартин был до крайности доволен своим героическим поступком: как же, ведь он проявил твердость и спас свою несчастную сумасшедшую жену от еще большего безумия!
Тем не менее, в его движениях мне почудилась и какая-то лихорадочная торопливость. В последние дни в Мартине стало проявляться нечто такое, чего я никогда прежде за ним не замечала. Обреченность, отчаяние, неубывающая тревога и страх. Самый настоящий страх. Можно подумать, будто все свои «решительные» действия он совершает вовсе не для того, чтобы спасти меня от безумия, а для того, чтобы помешать мне узнать правду.
Вот только какую правду он от меня скрывает?..
И другой, пожалуй, самый главный вопрос: что именно заставляет меня так думать – моя паранойя, в которую Мартин с Лусиусом изо всех сил пытаются заставить меня поверить, или все дело в том, что я – единственный человек, который способен видеть вещи ясно – видеть то, что происходит на самом деле?
Свои настоящие дневники и заметки, в которых подробно описано все, что происходило со мной со дня гибели Герти, я надежно спрятала. В этом отношении у меня есть перед Мартином огромное преимущество: я выросла в этом доме, я знаю каждый его уголок, каждую доску, каждую щель в обшивке стен. В детстве я отыскала – и устроила сама – немало тайников под рассохшимися половицами и за выпавшими из стен кирпичами. Несколько тайников настолько надежны, что я уверена – их никто и никогда не найдет. Туда-то я и убрала свои бесценные записи, предварительно разделив их на несколько частей. Теперь, если Мартин вдруг застанет меня с поличным, когда я буду проверять содержимое тайника или что-то в него докладывать, ему не достанутся все мои записи. Впрочем, это маловероятно: после того, как он сжег мой старый, никому не нужный и не интересный дневник, я стала проявлять особую осторожность. Теперь я пишу только тогда, когда Мартин работает в поле или уходит в лес на охоту, к тому же каждые пять минут я выглядываю в окно, чтобы его возвращение не застало меня врасплох.
Ознакомительная версия.
