«Что? Ты? Делаешь? — услышал он. Или… не услышал. Почуял? Ощутил? Не прозвучавшее, но сказанное. Не слова, но смыслы слов. — Я. Не. Нуждаюсь».
А еще демоны гордые.
Заноза улыбнулся. Конечно, она не нуждалась. Но хотела. Очень. А он не хуже живых знал, что такое одиночество. И так же как демоны, когда-то выбрал его добровольно. Ни разу не пожалел о выборе, но нескольких десятилетий хватило, чтобы сама мысль о том, как кто-то остается один, стала невыносимой.
Так ведь? Собственное одиночество приемлемо, однако от чужого больно настолько, что от жалости к одиноким душам, их хочется убивать.
Но эти люди, здесь, уже не одни. Зависимость друг от друга и привязанность друг к другу — вещи разные. Очень.
Заноза бросил взгляд на Хасана. Тот стоял неподвижно, как умеют только вампиры, смотрел мимо. Думать о том, на что он смотрит, было нельзя. И Заноза не стал.
«Так. Не. Будет».
Для превращенных в скульптуры людей, связанных кровью, сросшихся плотью? Да, для них не будет так, как для Хасана и Занозы. Ни для кого не бывает одинаково, уж это она должна была знать. Но как-то будет. Не так, как сейчас. Зависимые одиноки. Одиночество заканчивается лишь тогда, когда души остаются друг с другом добровольно. Она показала их друг другу, этих несчастных, готовых расстаться с жизнью ради того, чтоб быть кому-то нужными, она отдала их друг другу, самое время предоставить им выбор. Ведь ясно же, что ни один из них не захочет снова остаться один.
Когда используешь дайны убеждения, не обязательно верить в то, в чем убеждаешь, важно верить, что можешь убедить.
Такое простое правило…
Медленно, мягко, деревянная беседка распалась на составляющие. Без повреждений… кажется. Заноза принюхался, опасаясь ощутить запах крови, хотя какая может быть кровь, они все еще деревянные…
Живые.
Уже.
Ошеломление, изумление, непонимание накрыли на миг, сбили с толку. Счастья в эмоциях и близко не было. Его и не могло быть — как раз счастья-то эти бедняги и лишились.
Вспышка белого света справа, яркая, как молния.
Так быстро.
Никогда он не успевал за Хасаном. Никогда и не будет успевать. Турок убивал быстрее, чем он думал. Палома — свет, а скорость света всяко выше скорости прохождения нервных импульсов. Особенно — в мертвых нервах. Особенно в мертвых нервах парня, которого вообще нет.
Блин. Надо перестать думать! Привести людей в чувство. В реальность. Объяснить… как-то постараться объяснить, что мир не рухнул. Шайзе… как-то постараться самому это понять.
— Это была женщина? — спросил он Хасана.
— Это был демон, — ответил Турок.
И все снова стало правильно.
* * *
— Услуги по психологической реабилитации душ, пострадавших от демонического воздействия, — Ясаки так тщательно выговаривал английские слова, что у него даже японский акцент прорезался, — достойное занятие. Очень по-христиански.
В ответ на некоторые выпады надо помалкивать. Научиться бы еще этому! Хасан вот умеет. Хоть убейся об него, молчит себе и молчит. Бровью не поведет.
Но Заноза пока учился у Ясаки, а не у Турка. Науку быть Турком он вообще не надеялся освоить. И молчать не мог.
— У них все зашибись. Если для того, чтоб у них все стало зашибись, с ними надо было пообщаться, это, блин, меньшее, что я мог сделать. Я им всю жизнь поломал.
— Всю долгую деревянную жизнь, — согласился Ясаки.
По крайней мере, он не спрашивал о Паломе. Сделал выводы и оставил их при себе. То ли выводов оказалось достаточно, то ли судьбы освобожденных демоницей людей и правда интересовали его больше, чем волшебный меч. Не один ли фиг? Занозу точно больше интересовали люди. Для того, чтобы они не разбежались друг от друга в ужасе, пришлось приложить усилия, но не сверхъестественные, как бы ни глумился Ясаки. Обошлось даже без чар. Не считая первых минут, когда только что бывшие вместе, и вдруг оказавшиеся каждый сам по себе, живые заскользили слишком близко к краю сумасшествия. Они ж нормальными-то никогда не были, нормальные в деревяшки не превращаются.
Добровольно не превращаются.
А сейчас, пять дней спустя, живые, уже не деревянные, они вернулись друг к другу. Не все ко всем, ясное дело. В беседку их собирали как попало, теперь же действовали невидимые, но естественные силы, вернулись узы, для большинства людей недостижимые. Большинство людей не проводит недели и месяцы в связи друг с другом настолько тесной, что плоть врастает в плоть и мысль в мысль.
Они все еще скучали по тем временам. Заноза понимал их. Любой вампир, добровольно ушедший от ратуна, понял бы. Но они уже не хотели возвращения тех времен.
И в этом Заноза их тоже понимал.
Боже, да мне плевать, что мы, мол, не вместе, мы же ещё увидимся, хоть ты тресни, хоть ты сойди с ума и разбей стекло. Нам же, наверно, в чём-то там повезло. Просто порой мерещится что-то злое, и тишина нарушена волчьим воем (может быть, это просто рефрен прибоя). Просто забыть тебя - легче в землю лечь. Ты вроде вырос, в лорды-милорды метишь, споры твои вдоль речек разносит ветер, только тебе ль не знать, каково под плетью биться, покуда кожа сползает с плеч.
Тара Дьюли
Стив позвонил, когда Заноза только-только собирался вмазаться. Как раз смотрел, как раскумаривается выбранная на этот вечер девчонка из Стада, думал, не пора ли отправлять ее к токсикологам, почистить кровь, и тут подал сигнал телефон.
— Приезжай в «Кертамен», — комес Алаатира был непривычно краток, — так быстро, как только можешь.
Он даже не поздоровался, значит, дело и правда было важным и срочным. Но отказаться от дозы Занозу мог заставить только Турок, а тот не звонил и никуда ехать не велел. С ним стоило связаться, рассказать, что что-то случилось. Без допинга Заноза бы, наверное, так и поступил, однако после порции отравленной наркотиком крови сообразил, что Хасан сейчас, вообще-то, ужинает, и не надо бы его отвлекать.
Героин здорово прочищает мозги.
И повышает самооценку.
«Кертамен» был чем-то типа дискуссионного клуба, ну, и просто клуба. По интересам. Довольно, надо сказать, специфическим. Собиралась там журналистская братия, политические обозреватели, репортеры, большую часть времени проводящие в горячих точках, иногда появлялись леди и джентльмены, нацелившиеся на места в сенате и держащие по ветру и нос, и хвост. Стив их всех обожал — они его развлекали. Занозе казалось, что Алаатир и так предоставляет достаточно развлечений, но Стив объяснил, что это в последние полгода здесь стало весело — даже веселее, чем надо, — а до ноября девяносто четвертого здешнее существование текло размеренно и предсказуемо. Дебаты в «Кертамене» позволяли не заскучать, порой давали пищу для размышлений, и — ежевечерне — просто пищу. Хлеб насущный. Стив сделал постоянных членов клуба своим Стадом.
