Ознакомительная версия.
— Что это такое? — спросил он, поднося мое творение к свету настольной лампы. — “Перед восходом солнца”, — прочитал он заголовок и вопросительно посмотрел на меня.
— Это рассказ, который я хочу послать на литературный конкурс, — ответил я. — Я его только что закончил.
— Вот как? Я могу его прочитать?
— Конечно, сэр. Отец начал читать. Я неотрывно следил за выражением его лица. Когда повествование добралось до места, где из леса нам наперерез выкатывается неизвестный автомобиль, его челюсти чуть сжались. Потом отец прислонился к стене, и я понял, что он добрался до места, где описывалось, как он плывет к тонущей машине. Я видел, как медленно напрягаются и расслабляются его пальцы.
— Кори! — позвала мама. — Пойди посади Рибеля на цепь! Я двинулся к двери, но отец остановил меня:
— Задержись на минуту. — И его взгляд вернулся к первым абзацам.
— Кори! — снова позвала мама от телевизора.
— Мы разговариваем, Ребекка! — ответил маме отец и положил страницы с рассказом на мой письменный стол. Потом повернулся и взглянул на меня. Лицо отца было наполовину скрыто в тени.
— Ну, как рассказ? — спросил я. — Тебе понравилось?
— Это не похоже на то, о чем ты обычно пишешь, — тихо ответил отец. — Обычно это истории о привидениях, ковбоях, космических полетах. Почему ты решил написать именно такой рассказ? Я пожал плечами:
— Не знаю. Просто я решил.., что если уж писать о чем-то, то о том, что случилось на самом деле.
— Значит, все, что ты здесь написал, правда? И то, как ты заметил человека среди деревьев?
— Да, сэр.
— Тогда почему ты не рассказал об этом раньше? Почему ты не сказал ничего ни мне, ни шерифу Эмори?
— Не знаю. Может быть, потому, что не был до конца уверен в том, что действительно кого-то видел.
— Но теперь ты уверен? Прошло почти полгода с того дня, как все это случилось, и вдруг ты почувствовал уверенность? Хотя должен был сразу обо всем рассказать шерифу, но решил промолчать?
— Да.., я думаю, что должен был так поступить. Я хочу сказать, мне показалось, что я увидел там какого-то человека, но я не был до конца в этом уверен, потому что испугался. На нем было темное пальто или плащ с развевающимися полами, и он…
— Значит, это был мужчина, — перебил меня отец. — Ты заметил его лицо?
— Нет, сэр. Лицо я не разглядел. Отец покачал головой. Желваки на его скулах снова напряглись, на виске пульсировала жилка.
— Господи, зачем мы вообще оказались на этой дороге у озера! Сейчас я бы просто проехал мимо и не стал бы никого спасать. Потому что этот человек.., этот человек, что утонул в своем автомобиле и сейчас покоится на дне озера, не дает мне покоя ни днем ни ночью. Отец крепко зажмурился. Когда снова открыл глаза, они были полны слезами и мукой.
— Кори, никто не должен больше видеть этот рассказ, я требую этого. Ты понял меня, Кори?
— Но, сэр.., я хотел отдать его на конк…
— Нет! Господи, ни в коем случае! Рука отца сильно стиснула мое плечо.
— Слушай меня внимательно! Все полгода назад началось — все тогда же и закончилось. И этот твой рассказ сейчас.., в общем, не нужно опять все вытаскивать наружу и ворошить у всех на виду!
— Но я написал правду! — чуть не плакал я. — Все так и было.
— Может, это правда, — ответил отец, — но это та правда, которую мы видим в ночном кошмаре. В городе никто не пропал, шериф потратил не один день, чтобы в этом убедиться. В полицейские участки округа, да и всего штата, тоже не поступали заявления об исчезновении мужчины с татуировкой, которую я видел у утопленника. Ни одна жена или мать в окрестности не обратилась в полицию с заявлением о пропавшем муже или сыне, ни одна семья. Ты понимаешь, что это означает, Кори?
— Нет, сэр, — признался я.
— Это означает, что человека, утонувшего в озере Сак-сон, никогда не существовало, — объяснил мне отец срывающимся и полным боли голосом. — Никто его не ищет, и никому даже не интересно, что с ним случилось. Когда я видел его в последний раз в машине, быть может, уже забитого до смерти, да и скорее всего уже мертвого, он и на человека-то едва был похож. Он покоится на дне озера, под огромной толщей воды, а не на кладбище, как это принято у добрых христиан. И сегодня я — последний человек на земле, который согласится снова увидеть, как его машина опускается в темную воду Саксона, как он навсегда исчезает в его глубинах. Ты знаешь, что стало со мной после того, как я побывал в этом озере? Я потряс головой. Отец снова молча взял со стола мой рассказ, потом аккуратно положил страницы на место, рядом с пишущей машинкой.
— Я знал о том, что в этом мире есть место злу и жестокости, — сказал он, не глядя на меня, потому что его взгляд был устремлен на что-то, что находилось далеко за пределами моей комнаты. — Жестокость — это неразрывная часть нашей жизни, но только не моей жизни, потому что мне всегда удавалось обходить жестокость стороной. Жестокость всегда обитала где-то по соседству, но только не рядом со мной. Может быть, ее место было в другом городе. Помнишь, когда я был пожарником, мы поехали на вызов тушить машину, что разбилась и сгорела на полдороге в лесу между Зефиром и Юнион-Тауном?
— Это была машина Малыша Стиви Коули, — ответил я. — Полуночная Мона.
— Точно. На дороге остались следы. Было очевидно, что в том, что машина Коули разбилась, виноват другой водитель, который заставил Коули съехать с дороги или просто его столкнул. Причем сделал это специально, скорее всего потому, что хотел убить Коули. После того как Полуночная Мона врезалась в дерево, ее бензобак взорвался, наверное, осветив лес на милю вокруг. Это было так жестоко, что я, увидев, во что может превратиться совсем молодой парень, что может остаться от его здорового и сильного тела, я… — Отец содрогнулся, быть может, оттого, что зрелище останков Малыша Коули все еще было очень свежо в его памяти. — У меня до сих пор в голове не укладывается, почему один человек может сделать такое с другим. Наверное, все дело в ненависти, но мне такая ненависть непонятна. Я не знаю, что за люди так поступают, как они становятся такими? Кем должен быть убийца, чтобы отнять у другого человека жизнь с легкостью, с какой прихлопываешь на окне муху? Что за извращенная и изуродованная душа должна быть у такого мерзавца? Глаза отца наконец нашли меня.
— Знаешь, как звал меня дедушка, когда мне было столько же лет, как тебе сейчас?
— Нет, сэр.
— Желторотик. Потому что я не любил ходить с ним на охоту. Потому что я не любил драться. Потому что я не любил многое, что, считается, должен любить мальчик. Отец заставлял меня играть в футбол. Из меня вышел никудышный футболист, но я делал то, о чем он меня просил, потому что хотел ему угодить. Он говорил мне: “Парень, ты ничего не добьешься в этой жизни, если не воспитаешь в себе инстинкт убийцы”. Вот что он говорил мне: “Врежь им посильнее, сбей их с ног, покажи им, кто здесь по-настоящему крутой”. А дело было в том.., что я никогда не был крутым. Я и сейчас никакой не крутой. И все, чего мне всегда хотелось, это тихой и спокойной жизни. Вот и все. Просто спокойной жизни. Отец подошел к окну и некоторое время стоял ко мне спиной, слушая, как звенят на улице цикады.
Ознакомительная версия.
