Я толкнула дверь. За столом сидел мужчина. Лицом к компьютеру. Спиной ко мне.
— Извините, — пробормотала я. — Я думала… я думала, тут никого нет.
— Лина! — Мужчина повернулся и встал.
От потрясения я будто окаменела. Он был одет в привычную крахмальную белую рубашку, агрессивный красный галстук, синий пиджак и подтяжки. Темно-русые волосы тщательно зачесаны назад. Какая радость видеть его здесь! При одном только взгляде на этого благожелательного задиру каждый в офисе улыбался. В его тщеславии не было жестокости. Вот в чем дело. Ямочка на подбородке не свидетельствовала о ложной чопорности, а скорее насмехалась над самой ее идеей. Я подшучивала, что она продукт провалившейся пластической операции, а он парировал, что своими большими глазами я обязана осеменению инопланетянами в правительственной лаборатории в Неваде.
И вот, пожалуйста, он здесь, развеваются полы пиджака.
— Ох, Иэн! — вырвалось у меня.
— Обними меня, Лина.
Только Иэн звал меня так. У меня возникло дурацкое чувство, что мои руки пройдут сквозь него, словно он из воздуха, но когда я его коснулась, он был материальным и плотным, и какое меня озарило счастье! Он повел меня к дивану, усадил.
— Ты отрастила кудри, — сказал он. — Не стану утверждать, что это плохо, но поражает. Ты всегда была наименее кудрявой в офисе. Такое отсутствие изгибов почти пугало.
— А ты сумасшедший, но все равно спасибо.
— Не за что. Так здорово тебя видеть. Тонкую Синюю Линию.
— Назвал бы меня ради разнообразия настоящим именем.
Тут он поморщился.
— Только не это. Следовало бы расстрелять твоих неверующих родителей за то, что так тебя назвали. И вообще в песне оно не так произносится. — И он напел, как делал это сотню раз раньше: «Эванджелин из Маритайм медленно сходит с ума».
Старая игра, мы играли в нее десяток пьяных вечеров в барах.
— Что сделано, то сделано, Иэн.
— Ты именно это сказала, убив подругу?
Его слова пронзили меня как нож. Мне хотелось ответить. Я начала заикаться.
— Ты… ты знаешь…
— Ну да. Но мы ушли от темы. От твоей новой кудрявости. Очень привлекательно. Очень сексуально. А как кудри нашему мастеру поварешек?
Его вопрос не был шуткой. Прозвучал шутливо, но таилась за ним серьезность. Как только я посерьезнела, он тоже изменился. Такой уж он человек.
— Плохо ему, Иэн.
Вздох — словно по вентиляционной шахте пронесся порыв ветра. Он обнял меня за плечи.
— Я видел, что они с ним сделали. Я тут был.
— Они? — Он глубоко меня задел. Иэн, этот бессмысленный плод моего воображения. — Он же пытался покончить жизнь самоубийством. Не говори гадостей.
Взглядом он дал мне понять, что я ошибаюсь.
— Они — такие же, как ты. Они забрали у него кровь, Лина. Но не убили его.
В голове у меня стало пусто.
— Кто?
— Твои друзья, — терпеливо ответил Иэн.
Я долгое время не отрываясь смотрела на призрака, но все-таки сказала наконец:
— Ты знаешь, что со мной случилось, Иэн?
— Я слышал, он зовет тебя Блудницей Вавилонской, точно старозаветный проповедник.
— Ты знаешь, что я сделала?
Лицо его стало печальным. И на мою ярость пролилось облегчение. Кто-то еще (пусть этот кто-то обитает лишь в моем воображении) знает, что со мной случилось.
Он коснулся пальцем своей груди.
— Это разбило мне сердце.
— Как мне больно, что тебя нет.
Иэн мягко улыбнулся.
— Но я же здесь.
Согнувшись пополам, я закрыла лицо руками. Я рыдала у него на плече. Он растирал мне шею. И заговорил неожиданно мягко:
— Когда при мне кто-то говорил, как ему хочется вырваться из наезженной колеи, из своей жизни, я никогда, по сути, не понимал. Мне, наоборот, хотелось погрузиться в нее глубже. Я никогда не искал выхода. Ни на минуту. Какая досада, что я мертв.
Боль вырвалась из меня почти криком.
— Но и ты тоже изменилась, Лина. Ты тоже умерла.
— Разве?
— Определенно. И не раз.
— Значит, я призрак.
— Черт, нет. Нечто много худшее.
— Что?! — воскликнула я. Я правда желала знать.
— Ты то, что раньше называли богиней — в самом страшном смысле этого слова.
Его слова глубоко проникли в меня, успокоили. В этом весь Иэн. У меня не было причин ему верить. Но я позволила себе верить, что он существует и наделен особой мудростью. Я села прямее, и он протянул мне носовой платок.
— Я кое-что должна у тебя спросить, Иэн.
Он кивнул, точно мы подошли к самой сути разговора.
— Они ведь меня ждут, так?
Иэн кивнул.
— Они как кошки. Раз их покормишь, и они от тебя не отстанут. Всегда будут ошиваться поблизости. — Он ткнул себя пальцем в грудь. — Они будут тут до последнего дня, последнего часа. Разве ты не знала? Двадцатый этаж — их дом родной.
— Царство Торгу.
— Он использует их желания, как использует желания всех, кто когда-либо был убит. Использует их жажду быть услышанными. Все умершие хотят говорить. Он это знает. Ему ведом их ужас перед тишиной.
— Я знаю, как его уничтожить, Иэн.
— Не сомневаюсь.
— Но хочу я другого.
— Знаю.
— Это дурно?
— Ужасно.
— Но это дурно, учитывая, кто я есть?
— Ты теперь убийца. Это тебя тревожит?
— Отвечай!
— У тебя есть выбор. Стань таким, как он, или предоставь умерших их собственным печалям.
Мне вспомнилась Клементина, еще один призрак (такое топорное и бесполезное слово!), с которым я вела беседу. Теперь я понимаю, почему она ко мне пришла. Я была ее любовницей и ее убийцей, у нее остались незаконченные дела на земле. Но почему со мной разговаривает Иэн? Крови я не пила. Может, для умерших иные законы.
— Как-то я сказала одной подруге, что стенки между мирами истончились, что, протянув руку, я могу оказаться в иной реальности. Я ведь именно это сделала, да? Я перешла из одной реальности в другую, где ты все еще жив. Я прошла сквозь стену.
— Сквозь несколько.
Тут я осознала, что голос у меня в голове, картинки в моем мозгу исчезли. Это показалось мне подозрительным.
— С чего это ты со мной разговариваешь? Тебя послал Торгу?
— На этом этаже все перемещается из реальности в реальность. Стены между ними исчезли. Мертвые ходят бок о бок с живыми, и живые чувствуют их, слышат их шаги, впитывают их, но пока не видят. Но увидят. Все сливается. Вот почему ты так легко тут очутилась, Лина. Основа реальности рушится. Это твой шанс. Уничтожь Торгу, и освободишь умерших, предоставив их самим себе. Ты ведь освобождена. Последуй за ним, и совершенно себя потеряешь. Превратишься в него. Нет, ты будешь хуже него, станешь истинной королевой проклятых.
