— Журналюга хренов! Как ты достал своими каверзными вопросами, — тепло пробормотала жена. Ее расслабленные интонации подействовали на меня успокоительно. — Не было прошедшего года.
— Как?! — воскликнул я, на этот раз почти в полный голос, и испуганно притих, проверяя, не перебудил ли детей: иначе спокойного разговора не получится! — Что, совсем не было? — продолжил я тише. — Но дети подросли…
— Я имею в виду, — перебила жена, — что он не был, а будет. Мы с тобой его сейчас придумаем, — отчеканила она и вновь повалилась виском ко мне на плечо. — Ты такой молодец, что об этом позаботился: мы, наверное, должны успеть обсудить все до того, как прилетим.
Я ничего еще толком не понимал.
— Давай, — повторила жена, — обсудим в общих чертах основные события прошедшего года.
— Такими, какими они могли бы быть, если бы мы не расставались? — наконец сообразил я.
— Боюсь, что это невозможно, — задумчиво протянула Джей. — Нельзя так сильно грешить против действительности…
— Верно. Что же тогда? Мы крепко поссорились? Или…
Я подумал, что кто-то из нас мог потерять голову от неожиданной влюбленности, попытаться создать новую семью. Мне показалось неприличным произносить эту версию вслух. Но Александра как будто почувствовала: вздрогнула.
— Нет! Это уж слишком.
Мы оба погрузились в молчаливые размышления.
— Вить!
— Да?
— А ты заметил, что у Катьки диатез прошел? Кожа совсем чистая. Я ее всю осмотрела, когда водила в туалет.
Конечно, жена держала дочку на руках и водила в туалет, и все же я мог бы заметить. Ведь ее пальчики и щечки прежде не бывали совсем чистыми от мучительной сыпи.
— Мы ее лечили, — медленно, с расстановкой заговорила Джей. — На берегу Азовского моря есть удивительные лечебные грязи разных сортов… Я знаю, это так… Мне сказали, что грязи могут помочь. Я среди лета забрала детей… Потому что мама, конечно, не справилась с двумя, не могла уследить за Катькой, та объедалась ягод, от которых у нее обметывало все тело и подскакивала температура… Так что я забрала обоих — не оставлять же Петьку без моря! — и рванула в те края.
Я слушал, и в какой-то части моего сознания крепло убеждение, что именно так все и происходило на самом деле.
— Ты, наверное, в отпуск приезжал к нам ненадолго…
— Нет. Я не мог приехать. Компания вела тяжелый судебный процесс, и мое присутствие было необходимо.
— А… Понятно… За лето я успела убедиться, что Катюше стало получше, но не радикально: так не бывает! Но… Зато… Ну да, конечно! Я же там знахарку встретила, чудесную тетку! Она пожилая уже, лицо в морщинах, зато глазищи совершенно молодые: темно-серые, яркие-яркие, цепкие; добрая… Впрочем… Я ведь рассказывала тебе о ней много раз…
Я с восхищением узнал в описании жены портрет графини.
— Короче, тетушка сказала, что вылечит нас всех, если мы проживем рядом с ней до следующего лета… Я переживала: а как же ты? Но надо, значит, надо…
Я мысленно добавил, что за целую зиму так и не выкроил время навестить семью и именно по этой причине решил поменять характер своей деятельности: чтобы стать более свободным. Жена продолжала:
— Она меня многому научила… Это так и есть… Так и есть…
Вскоре объявили посадку, и вплоть до этого момента мы оживленно обсуждали события прошедшего, такого тяжелого для нас, но такого, как теперь выяснялось, плодотворного года, — года, проведенного в разлуке.
Только перед посадкой я с замиранием сердца подумал о необходимых документах.
— Джей!
— Да?
— Все было именно так?
— Да.
— В таком случае, пожалуйста, дай мне свой паспорт.
Она метнула в меня испуганный взгляд.
— Виза, дети и брак?
— Да.
Жена дрожащей рукой протянула мне книжечку в простенькой клеенчатой обложке.
Я не сразу смог вымолвить приговор. Трижды перелистал цветные страницы. Она терпеливо ждала. В беспощадном солнечном свете было видно, что в ее лице не осталось ни кровинки.
— Есть виза. Дети вписаны.
Джей кивнула:
— Ну, хорошо. Хорошо.
Я заторможенно наблюдал, как расправляется глубокая складка между ее красивых бровей. Потом догадался заглянуть в собственный паспорт; там все тоже оказалось в порядке.
Подошла бортпроводница, потребовала, чтобы мы усадили по местам детей и пристегнулись. Я забрал Пита и ушел в салон эконом-класса, где он прежде сидел с Кэти. Здесь я подумал о том, что должны быть еще отдельные бумаги на детей, но это уже казалось сущей ерундой. Кстати, после посадки они обнаружились не у Джей, а в моей спортивной сумке, с которой я ехал из Абхазии и которую чуть не забыл в машине по прибытии в аэропорт.
Мы с Питом медленно продвигались вперед в длинной очереди пассажиров, торопившихся покинуть самолет. Джей и Кэти по-прежнему сидели в креслах.
— Подождем? — предложила жена. — Не хочется соваться с детьми в эту толпу.
Я послушно сел на освободившееся позади нее место. Сына усадил рядом насильственно: ему хотелось скорее вырваться на оперативный простор.
— Витюш! Дай мне, пожалуйста, свой мобильник. Я маме хочу позвонить: что-то мне тревожно.
— А твой где? — не без лукавства спросил я, включая и протягивая ей аппарат.
— Догадайся с трех раз, — вздохнула она, набирая номер.
— Потеряла?
— Забыла.
— Новый я тебе куплю с GPS.
— Купи… Мамуля, привет!.. Мы только что приземлились… Почему? Нет, мы в Хитроу, в Лондоне… Ничего не случилось… В Москву?! А, ну да, я поняла… Нет-нет, честное слово, ничего. Просто так получилось. Мы в последний момент передумали, нам так удобнее было… Мамочка!.. Мама!.. Мама, подожди… Мама, не надо, послушай!!! Мамочка, поверь, у нас не было возможности тебя предупредить… Простое стечение обстоятельств… Я потом… Мама, я не могу сейчас долго разговаривать, я потом перезвоню тебе из дому и все объясню… Честное слово, это недоразумение… Я тебя очень люблю! Мы все… Ты поймешь, когда узнаешь…
Жена, не глядя, протянула мне телефон. Потерла лоб. Подняла на меня полные растерянности глаза.
— Мама смертельно обиделась. Она ждала, что утром мы прилетим в Москву. Пирогов напекла. Волновалась, почему долго не звоним. Говорит: как мы могли забыть о ней, не предупредить ее… Представляешь, она обозвала меня махровой эгоисткой и сказала, что от тебя-то уж она не ожидала такой… такой… бесчувственности, что ли?.. Как теперь выкручиваться?!
Я пока не очень представлял, как мы выкрутимся и оправдаемся перед бедной Людмилой Васильевной. Однако, обняв Джей за плечи, уверенно пообещал: